Сибирские огни, 1989, № 10
Солнце падало за вершины лиственниц. Туманился водораздел, за ним таилась буг ристая даль, прикрытая дымчатой сетью сумерек. Ночь пришла быстро. Люди на пере вале не спали, ждали Харькова. Он не пришел в этот день. Абельдин по-прежнему лежал в жару, бредил, метался. Татьяна и Борис тихо пере говаривались, стараясь успокоить друг друга. Они толком не сознавали своего положе ния, не чувствовали течения времени. Их лица от ожогов покрылись коростами, колени и локти стерлись до крови, ноги распухли. Последним желанием путников было дож даться рассвета. Они еще надеялись доползти до Селиткана, сделать плот, надеялись выиграть поединок с судьбой... Утро пришло мрачное, сырое. — Надо идти. Он не вернется,— сказал Борис, пытаясь подняться на ноги. — Пойдем... Может быть, встретим Виктора Тимофеевича... В это время из леса долетел странный звук, точно где-то поблизости ворохнулся зверь. Из сумрака лесной чащи показался Харьков. Он тащил за собой тяжелую гимна стерку. Последние .метры он прополз. — Хариусы! Ешьте!— сказал хриплым голосом.— Селиткан близко. Там — рыба. Виктор Тимофеевич умолк, расслабленно приник к земле. Татьяна бережно припод няла его голову, подложила под нее рюкзак, укрыла Харькова пологом, и он тут же по грузился в тяжелый сон. Путники быстро бросили несколько хариусов на угли и, пока рыба жарилась, мыс ленно унеслись к чудесной реке, найденной Харьковым. Они готовы были немедленно пуститься в путь. Ели без Виктора Тимофеевича. Его не смогли разбудить. Едва дождались, пока из жарится рыба, но стоило проглотить первый кусок, как аппетит пропал. Пища казалось невкусной, горькой, как хина. Ели почти насильно. Надо было подкрепиться, чтобы дойти до спасительного Селиткана. Они не сомне вались, что там — спасение. Но в этот день не двинулись. Решили отдохнуть. Вечером варили рыбу, пили горя чий чай, заваренный брусничным листом, сдабривая его воспоминаниями о сахаре и го рячих пшеничных лепешках. А в темноте над притихшей тайгою кричала голодная сова и где-то далеко мигали сполохи... Утро наступило медленно, неохотно. На хвое, кустах, на зябких березовых листьях висели прозрачные бусинки влаги. Было холодно. Из-за лысых вершин поднялось солн це, убрало туман, согрело землю и поплыло огромным шаром над безбрежной и безлюд ной тайгою. Надо было собираться. Абельдин лежал между корней лиственницы. Идти он не мог, как и вчера. Болезнь сжигала его. Он не думал ни о Селиткане, ни о близком спасении, обещанном Харь ковым. — Встать сможешь?— спросил Виктор Тимофеевич. Абельдин испуганно вздрогнул, поднял беспомощные глаза на Харькова и покачал головой. Виктор Тимофеевич стоял молча, строго глядя на парня, а тот сжался в комок, привалился к стволу лиственницы, дрожал, словно его собирались вести на казнь. Татьяна молча подошла к несчастному парню, смахнула с его щек мутные слезы, за ботливо пригладила разлохмаченную голову и отошла, покусывая губы. Молчание было тягостным. Виктор Тимофеевич присел к костру. Он понимал, что Абельдин действительно не может идти и не сможет никогда, и никакие слова, уговоры и соблазны тут не помогут. Не сможет... И нести его непосильно. Что делать? Бросить? Какое страшное слово!.. Может, пока оставить на перевале и после, отдохнув, вернуться? Но будет ли возможность? И вынесет ли человек неопределенность, ожидания? Он бо лен, истощен голодом, не в силах поддерживать огонь, принести воды. Пропадет! Разве что кому-нибудь остаться с ним? Но и это не выход. Нельзя распылять силы. Можно так потерять двоих...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2