Сибирские огни, 1989, № 10
— Каким ты видишь мир? — Мне иногда кажется, что я забыл — для чего родился. Когда родился — знал, а сейчас забыл. Хожу по земле, вижу людей, вижу, как они живут, работают, рожают детей, но во всем этом есть какая-то ошибка. То ли люди не тем живут, то ли я хож у не туда. Я сам себя о б манываю, сам себя вожу за нос, сам себя убелсдаю в правильности сво их слов, заведомо зная, что лгу. В моей жизни, поверь, не меньше слез, пота и крови, чем в любой другой. Я часто думаю — что мешает мне стать самим собой? Нет, не м а шины, что путают мне мозги и обливают меня грязью из лужи на пово роте. И не деньги, хотя и они тоже. Д аж е и не люди. Всю жизнь я словно бы ищу себе замену, вот, мол, этот дом , эта машина, эти деньги, этот сад, это путешествие, эти слова, эти подел ки — это я. А тот, кто сидит перед вами и всего-навсего любит рас свет, — это не я, это лишь малая часть того, основного. Я прячусь за нагромождение химер и суррогатов. И даж е втайне полагаю, что, мо ж ет быть, со временем мне удастся перехитрить бога — умрет основное Я, а маленькое останется жить, чтобы снова обзавестись этакой мас сивной маткой. Я боюсь, что меня увидят таким, какой я есть,— голым, улыбающимся, любящим рассвет. Оскар однажды переходил государственную границу. В Польшу, на джазовый фестиваль. Оскар мыслит вслух, глядя в окно и играя яблоком на ладони: — Если можно написать роман или симфонию о случайно встре ченном — в упор — взгляде... Начинается день, в котором много людей; в каждом из людей много дней, много всего... В этом — музыка... Ведь должен ж е кто-то услышать эту текущую со всех сторон света музыку, связать однажды воедино блеск двойной звезды с опавшим на иней кле новым листком... Когда он появляется, начинается какая-то другая жизнь, не новая, а другая. Именно — другая. У Андрея он обнаружил песочные часы. Здесь я оговорюсь, ибо «обнаружил» — это для нас, это мы посчитали, что «обнаружил». Нам в глаза привычно лезли привычные вещи: репродукции Кандинского и Миро, бесчисленные книжные переплеты, бутылка «Токая», лимон у зеркала (как два лимона), газеты, пластинки, синие стены. Нам это привычно, все остальное мы могли найти, отыскать, обнаружить. Оскар как вошел, сразу взял в руки песочные часы. Ни я, ни Андрей их не з а метили, как и не замечали раньше. Вот и вышло, что для нас это — слу чайность. Подумаешь, что нам песочные часы! Ему — закон! — Я думаю о бессмертии: пока я жив, у меня есть время на такие безделицы. К чему мне бессмертие. Песок сыплется, сыплется, пусть не долго, но живет, всего минуту, но меняется. А перережь ему горло, пе рекрой эту и без того узкую щель — он остановится, останется, но умрет. Жизнь струится... Я выразился в том духе, что Оскар говорит загадками. Андрей на звал его — как обозвал — Каспаром Хаузером . — Это кто? — Ты любил когда-нибудь? — А ты? — У меня жена, дети, я их очень люблю. А в детстве я любил д е вочку на три года меня старше. Потом прошло... — Это не любовь. Сколько раз слышал — «быво, быво и прошво». Не верю. Любовь нельзя иметь или не иметь в наличии. Это не дан ность, это изначальность. Она всегда есть, всегда, потому мы перед ней все равны.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2