Сибирские огни, 1989, № 10

успели мы войти, как освободилась бочка, изображавшая стол на дв о ­ их. Так что уж е через пять минут освежившись первой кружечкой, мы приступили к делу. К какому делу? К тому самому. Ведь, в пивбар ходят не за тем, что­ бы поваляться потом под забором (хотя и в этом есть н аслаж дение). В пивбаре ОБЩАЮТСЯ! Ты, положим, доказываешь соседу, что с уходом Фетисова ЦСКА загнется, а он тебе — что его начальник сво­ лочь, каких мало. И вы киваете головами, жмете друг другу руки, хлопаете по плечу и при этом абсолютно не слушаете друг друга. Важно не сказать, важно высказаться! Впрочем, чем лучше общаемся мы в обыденной жизни, когда в чет- вертьуха слущаем жену, живописующую в красках покупку новых кол­ готок? Или когда треплемся в курилке, берем повыщенные обязательст­ ва, охмуряем какую-нибудь Людочку? В любом случае мы несем чушь и прекрасно это понимаем. Но пивбарная чушь особая. Она идет из глубины души; это чушь сокровенная. То, что обычно копошится где-то внутри и чему обычно не дают ходу, выплескивается с пивной пеной и пузырями. Так вот, мы с Павлом Иванычем (так представился мне алкаш) воспарили мыслью об искоренении алкоголизма. Вы можете сказать, что обстановка для этого, скажем так, неадекватная: грязная пивнуш­ ка, рыбьи кишки в тарелках, и прочее. Ла и ораторы, того... тьфу: два алкаша, даром что один — начинающий. Ну и что, отвечу я. Если воры рассуждаю т о честности, убийцы о мире, а профессиональные лоботря­ сы об интенсификации труда, ну почему бы двум пьяным не поговорить за кружкой пива о том, как вводить повсеместную трезвость? К тому ж е трезвенники вообще не способны бороться за трезвость: они не по­ нимают, почему люди пьют! — Паша! — сказал я.— Все очень просто! Надо сделать потребле­ ние алкоголя обязательным. Чтобы все отчитывались на собраниях о количестве выпитого. И чтобы брали встречный план. А трезвенни­ к ов— прорабатывать. Коллективом. Создать общество пьяности. Про­ вести кампанию о пользе алкоголя. В столовую без бутылки не пускать. Паша, я тебя уверяю: все поголовно бросят пить! — Ла ты псих! — сказал потрясенный Павел Иванович. Оказы­ вается, он меня внимательно слушал. — Паша! — ухмыхнулся я.— Ты философию любишь? — Ла во мне, если хочешь знать,— сказал Павел Иванович,— Им ­ мануил Кант погиб! И я не поразился растущему на глазах интеллекту Павла Иванови­ ча, а просто заказал еще пива. А поразиться следовало бы, и притормозить следовало бы, ведь я чувствовал, что превращаюсь в физическое тело, которое уж е совершен­ но себя не ощущает. Павел Иванович ж е, напротив с каждой кружкой трезвел и смыс­ ла в его глазах становилось все больше. Во всяком случае, после оче­ редной кружки я разглядел на нем не то галстук, не то костюм-тройку; лицо у него было чисто выбрито, на голове пробор; и толковал он об эк ­ зистенциализме. Впрочем, это мог быть и не Павел Иванович: я отлучался в туалет и вполне мог сесть не за ту бочку. Помню, как я приставал к Павлу Ивановичу с одним и тем ж е вопросом; — Ты из тех или из этих? — Я Павел Иванович, и хватит об этом ,— отвечал мне Павел Иванович. Значит, это все-таки был Павел Иванович, а выбритое лицо принадлежало кому-то другому. Или того, с пробором, тож е звали П ав ­ лом Ивановичем? — А может, ты по другой части? Может, ты — Ловец Ч елове­ ков? — допытывался я.