Сибирские огни, 1989, № 10

первая острая боль от «измены» ушла, но осталось чувство благодарности и покло­ нения. За ее счастье и молит «матерь бо- жию» поэт: Я. матерь бож ия, ныне с молитвою П ред твоим образом , ярким сиянием. Н е о спасении, не перед битвою, Н е с благодарностью иль с покаянием. Н е за свою молю душ у пустынную, За душ у странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного. Окружи счастием душ у достойную; Д ай ей сопутников, полных внимания, М олодость светлую, старость покойную, Сердцу незлобному мир упования. Срок ли приблизится часу прощальному, В утро ли шумное, в ночь ли безгласную , Ты восприять пошли к лож у печальному Лучш его ангела душ у прекрасную. Как к романтической Тамаре посьллает поэт для спасения души «святого ангела», так и здесь он хотел бы, чтобы душа лю­ бимого человека была «восприята» «луч­ шим ангелом». Только Демона здесь нет и в помине. А где же бунтарский дух и с небом гордая вражда? Неужто «полное примирение»? Но ведь поэт в разные мо­ менты ставит перед собой разные задачи. Нельзя поэтому представлять музу Лер­ монтова только в трагически-траурном одеянии. Вспомним свидетельства мему­ аристов о том, что Лермонтов бывал и веселым, и шалуном и пр. Часто являлся он и тихо-задумчивым, сосредоточенным в себе. А каким он был наедине со своими думами? Наверное, и таким, как в этом стихотворении — просветленным и благо­ дарным. Не зря же Белинский писал об одной из его «Молитв»: «...из того же самого духа поэта, из ко­ торого вышли такие безотрадные, леденя­ щие сердце человеческие звуки, из того же самого духа вышла и эта молитвен­ ная, елейная мелодия надежды, примире­ ния и блаженства в жизни жизнию...» Кроме того, стихи Лермонтова при всей искренности чувства, предполагающей их глубоко «личныи» характер, конечно же, могут быть по-разному истолкованы. На­ пример, известное стихотворение «Благо­ дарность» (1840 г.) трактуется, как обра­ щение к богу: За все, за все тебя благодарю я: За тайные мучения страстей. За горечь слез, отраву поцелуя. За месть врагов и клевету друзей; За ж ар душ и, растраченный в пустыне. За все, чем я обманут в ж изни был... Устрой лишь так, чтобы тебя отныне Н едолго я ещ е благодарил. Но мне кажется, что стихотворение ни­ чуть не теряет ни в своем чувстве, ни в масштабности, даже если считать, что оно обращено к женщине. Я слышу здесь ту же горечь обиды и отчаяние обманутого чувства, что и в юношеском стихотворении «Я не унижусь пред тобою»: Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку — Безум ец — лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душ у отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала — я тебя не знал! И как итог: «Иль женшин уважать можно, когда мне ангел изменил?» воз- Ка- кая разница—кто тебе «изменил», не оправдал твоих надежд: женщина, ангел или бог? Главное, что они не оценили чис­ тых и прекрасных порывов души поэта! Конечно, сразу бросается в глаза разни­ ца в выражении чувств: разрывающая горло сдержанность в первом случае и захлебывающееся возмущение во втором. Но главное, юность выдает себя вот в этих упреках, от которых не в силах удер­ жаться уязвленное самолюбие покинутого влюбленного: Как знать, быть м ож ет, те мгновенья. Что протекли у ног гвоих. Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть м ож ет, мыслиго небесной И силой духа убеж ден, Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессм ертье он? Какой эгоизм, непростительная откровен­ ность, какие несправедливые упреки — разве можно требовать от возлюбленной такого самопожертвования? Но потому так и трогательно в своей детской незащищен­ ности это обманутое чувство, этот крик возмущения сквозь слезы! Нельзя сказать, что Лермонтов стал певцом любви. Эта тема сильно тревожила его, но, создав ряд шедевров в жанре лю­ бовной лирики, он остался по преимущест­ ву певцом гордого и свободного, независи­ мого духа. В самой любви лермонтовского героя, как в Демоне, заключено роковое ее отрицание! «Мне любить до могилы творцом суждено, но по воле того же творца все, что любит меня, то погибнуть должно иль, как я же, страдать до конца». Певцов счастливой, безоблачной любви, как и семейного счастья, этот мир не соз­ дал. И менее всего к этой роли подходил Лермонтов. Как и Пушкин, с его гениаль­ ной формулой: «...Я жить хочу, чтоб мыс­ лить и страдать», Лермонтов выразил свое понимание жизненного предназначения художника: «Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан? Он хочет жить ценою муки, ценой томительных за­ бот. Он покупает неба звуки, он даром славы не берет». Все великие наши поэты своей жизнью подтвердили справедливость этих афористических строк. «ГДЕ ЛЮДИ ВОЛЬНЫ, КАК ОРЛЫ» Среди мотивов, вдохновляющих твор­ чество Лермонтова, один из важных — стремление к вольности или тоска по свободе. Собственно, это свойство типич­ ное для романтической поэзии. Но оно вполне соответствовало характеру самого поэта — его гордой и непримиримой нату­ ре, не способной унижаться, приспосабли­ ваться к сильным мира сего. Конечно, нельзя при этом представлять Лермонтова все время бунтующим и вступающим со всеми в конфликт — он был офицером и, естественно, вынужден был подчиняться определенным уставным отношениям. Хотя, надо признаться, постоянно их нарушая. И только покровительство умных старших офицеров, в особенности удаленных от двора, боевых кавказских начальников — Граббе, Галафеева, Головина, усиленно старавшихся продвинуть Лермонтова по службе, спасало его от тягот армейской жизни.