Сибирские огни, 1989, № 10

к 175-летию со дня роо^сдения М . Ю. Лермонтова Павел УЛЬЯШОВ ЗАГАДКА ГЕНИЯ «но МОЛВИ! кто ж ты» ОТВЕЧАЙ...» Д емон явился юному М. Ю. Лер­ монтову раньше, чем ангел. Впро­ чем, что такое демон? Это ведь бывший, падший ангел! И, значит, что это такое? Зло, бывшее когда-то добром? А ведь таким чистым и небесным пред­ ставало оно в своем первоначальном об­ лике. Если Пушкин, по выражению Блока, «веселое имя», то от имени Лермонтова веет тяжелой и сумрачной силой, хотя он и моложе Пушкина. Конечно, на имена наложилась вся атмосфера созданного каждым из них мира. А нам кажется, что это уже изначально. Не потому ли Пуш­ кин в нашем сознании ассоциируется не с тяжелой пушкой, а скорее с легкой пушин­ кой, за Лермонтовым встает тень мрачно­ го Демона. Даже гусарство не придало имени поэта ничего летучего и веселого. «Демон» — любимое создание Лермонто­ ва, и когда читаешь поэму, многое начи­ наешь понимать и в характере самого поэ­ та. Лермонтов наделил своего демона, как и Печорина, по-видимому, во многом и собственным мироощущением. Демон, явившийся Пушкину в пору наслаждений им свежими впечатлениями бытия, лишь смутил его: «Его язвительные речи вли­ вали в душу хладный яд», но духом сом­ нения и отрицанья не заразил... Автор отведал на вкус запретный плод, узнал, что это такое, и оставил — это не для него. То есть далее развивать тему Пушкин не захотел. ' Он и в «Египетских ночах», заглянув в бездну, не пожелал спуститься в нее, остановился на краю. Хотя его проникновение в этот запредель­ ный мир, скажем, в «Моцарте н Сальери», глубже лермонтовского. В сущности Пушкин, как он то делал и в жизни, подарил юному, начинающему поэту тему — идею в нее вдохнул уже сам Лермонтов и, взрослея, развиваясь, он «растил» и свое детище. В этом осо­ бенность творчества Лермонтова — он, действительно, «выращивал» свои замыс­ лы, что, может быть, тоже объясняется замкнутостью, самоуглубленностью его на­ туры. Конечно, тема Демона вечная, биб­ лейская, Лермонтов воспринял у Пушки­ на скорее мелодию, интонацию. Хотя в пушкинском «Ангеле» уже присутствует диалог между демоном и ангелом, кото­ рый у Лермонтова превратился в непрео­ долимый конфликт. Особенность лермонтовского демона — глубокая внутренняя трагедия. По сути он — ипостась или продолжение Печори­ на. Вспомним, что говорит Печорин княж­ не Мери: «Я был скромен — меня обвиня­ ли в лукавстве; я стал скрытен. Я глубо­ ко чувствовал добро и зло; никто меня не лаокал, все оскорбляли,— я стал злопамя­ тен, я был угрюм — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их — меня ставили ниже; я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть» и т. д. То есть Демон — это разочарован­ ный и окончательно озлобившийся Печо­ рин. Совпадение этих характеров можно, конечно, объяснить тем, что Лермонтов рисовал одного — романтического героя, и этим объясняется их сходство. В этом, конечно, есть доля истины. Но большая истина в том, что и Печорин, и Демон имеют происхождение из одного источни­ ка — бунтующей души автора. Как Демон ищет возрождения в любви к Тамаре, так и Печорин жаждет обнов­ ления своим угасающим чувствам в своей коварной игре с княжной Мери, о чем красноречиво говорит вот это его само- разоблачительное признание: «А ведь не­ объятное наслаждение в обладании моло­ дой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряет­ ся навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге... Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощаю­ щую все, что встретится на пути; често­ любие есть не что иное, как жажда вла­ сти, первое мое удовольствие — подчи­ нять моей воле все, что меня сыкружает... что такое счастье? Насыщенная гордость» и т. д.