Сибирские огни, 1989, № 10
печатными буквами выводил: «Рыбалка», или «Шашлыки», или «Охо та, кабан» и тому подобное. Половина специальных блокнотов Анто нина была посвящена исключительно «попкам», другая ж е хранила адреса и фамилии с телефонами, а также памятные даты людей, рав ных Антонину в его понимании критериев равенства. Один небольшой блокнот Антонина был посвящен людям, для которых он сам был «попкой», что Антонин самолично признавал с редкой и подкупающей объективностью. По воскресеньям «Миша» привозил Антонина к «детке», как не оригинально Антонин называл свою любовницу. Строго говоря, любил он не ее, а свой организм, нуждавшийся в женском участии. Шофер заносил цветы, шампанское и прочее предварение к отправлению пот ребностей Антонина и уходил вниз ждать или кататься по городу, квартира для «детки» снималась, разумеется, Антонином. «Детке» был двадцать один год, она была хороша и в меру наивна. Однажды она поступала в какой-то институт и провалилась; там-то, у института, плачущую и растерянную, ее и подобрал Юлий, а Юлий был очень хорошим знакомым Антонина. «Детка» задергивала шторы, и они пили шампанское и говорили о ее будущем , а потом Антонин удовлетворял свои физиологические позывы. Часа через три он покидал ее и ехал куда-нибудь в гости. По пути Миша заходил в магазины и очень скоро появлялся с покупками. Ожидая его, Антонин читал какие-нибудь журналы, но без всякого интереса. Или смотрел на прохожих, хотя после визита к «детке» ему было скучно смотреть на женщин, а на мужчин, стариков и детей он не смотрел вовсе — это было слишком тоскливо. Собственное детство Антонин рассматривал как забавное и стран ное недоразумение. Когда он близко видел детей (например, в гостях), он каждый раз глубоко и бессознательно удивлялся — детство казалось ему рутинным и неизбежным интервалом жизни, лишенным смысла и необходимости. Детей у Антонина было двое, оба мужского пола. Им перевалило уж за двадцать, и они ничего не помнили из своего детства. Но остава лись вполне довольными течением своей жизни и тож е помаленьку втягивались в вычислительный стиль мышления. По крайней мере, они избегали сомнительных компаний и многих излишеств, которые любит молодость, и это было результатом их сознательных решений. С матерью они говорили негромко и, как правило, логично. Ж ена Антонина иногда л ежала в больнице: у нее была какая-то вздорная нервная болезнь. Выписавшись, она подолгу не работала (она была завучем в школе) и безвыходно сидела дома, бросая по вечерам на мужа невыносимые для него насмешливые взгляды, о смысле которых он не решался ее спрашивать. А потом начинала б е гать по театрам и портнихам. Однажды Антонин увидел сон (он никогда не видел снов, верней, думал, что не видит), который все ж е помнил несколько кратких мгновений после пробуждения. Сон был такой. Антонин шел по длинному темному коридору с множеством полуоткрытых дверей. Коридор закончился, и Антонин спохватился, вспомнив, что за ним все время раздавались чьи-то шаги. Он обернулся и увидел перед собой огромного детину с ребячьим ли цом и бессмысленным взглядом. Одет тот был во фрак, а на шее, почти оторвавшись, висел галстук-бабочка. П еред ним стоял идиот — Анто нин понял это мгновенно. Идиот держ ал в руках детский горшок и ув леченно ковырял в нем пальцем. Заметив Антонина, он замычал, слов но узнавая, и показал ему палец, испачканный чем-то знакомым и отвратительным. Антонин закричал от уж аса и проснулся. Несколько секунд он смотрел в потолок, слушая, как колотится сердце, а затем забыл сон, встал и начал лениво и тщательно одевать ся в спортивный костюм.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2