Сибирские огни, 1989, № 10

Свой первый галстук Антонин надел в третьем кассе. Галстук, естественно, был пионерский, но остальные были штатские. Когда Антонин впервые надел штатский галстук, он мгновенно, по оцепене­ нию своей матери, понял, какая это могучая сила. Начиная с первого курса института, он снимал галстук только перед сном. Однокурсники и запомнили его таким — с аккуратным лицом и в галстуке. Когда Ан­ тонин надевал галстук, он знал, зачем он это делает, и д аж е знал, з а ­ чем не надевает, когда не надевал. В дни уплаты взносов во внутреннем кармане пиджака Антонина появлялся партийный билет. Антонин был членом Коммунистической партии. Партия для Антонина была умным изобретением великого карьериста, коим он искренне считал ее основателя. Вся разница между Антонином и римским патрицием состояла в том, что, если бы Антонина ударили по лицу, он сначала подумал бы, что тут случилось и кто его ударил, а потом точно вычислил, кто, и у д а ­ лился бы, пофыркивая и вычисляя ответные меры, если они были целесообразны и безопасны для его будущего. Что бы сделал патри­ ций — кто его знает, но, ей-богу, что-нибудь другое, а если бы то ж е самое — никакой разницы м ежду ними не было б. В будние дни Антонин допоздна задерживался на службе, уж та­ кая у него была работа. Ему часто приходилось участвовать в самых разнообразных собраниях и совещаниях. Если это было совещание, Антонин сидел рядом с сослуживцами за длинным лакированным сто­ лом и смотрел на начальника; перед Антонином всегда лежали ручка и блокнот, куда он записывал отдельные слова и д аж е целые предло­ жения из речей начальства, хотя и не собирался их потом перечиты­ вать. Записывать было нужно, потому что это неявным образом фигу­ рировало в правилах игры, в которую играли Антонин и его товарищи. Не записывать ж е было опрометчиво, ибо это могло привлечь к нему ненужное внимание, потому что записывали все. На совещаниях часто кого-нибудь распекали, но Антонина — ни­ когда. Он вечно был чист и смотрел на начальника почти прямо, чуть склоняя голову вниз, ровно настолько, чтобы не получалось взгляда исподлобья; одновременно он ни на миг не прерывал своих вычислений о смысле и перспективах происходящего. Если ж е он был на собраниях, то обычно сидел в президиуме. Ан­ тонин неизменно членствовал в профкоме или парткоме. И з президиу­ ма он с тонкой серьезностью смотрел в зал. Если Антонину было выступать, он ровным раскованным шагом шел к трибуне под одобрительные взгляды собрания и чисто, логично излагал какую-нибудь мысль о пропорциях между плохим и хоро­ шим в их совместной работе. Рассуждения эти вызывали нестройные аплодисменты, а Антонин с брезгливой иронией смотрел в зал — зева­ ющий и торопящийся поскорее уйти. Иногда после работы Антонин появлялся в каком-нибудь ресто­ р а н е— обязательно не в центре города. Там, за уж е приготовленным столиком его ждал «попка», как Антонин мысленно называл этот тип людей, с которыми встречался в жизни. «Попка» шел к нему, воздевая руки и с деревянной улыбкой, тщащейся выглядеть сердечной. Они садились и ужинали, и говорили — сперва о делах, разумеется: «поп­ ками» были те, с кем о делах Антонин говорил только в ресторане. Одного и того ж е «попку» он видел редко или вовсе единственный раз в жизни. После разговора о деле говорить, как правило, было не о чем, и тогда начинался разговор вымученный и бесцельный; например, «попка» с неестественным восторгом описывал Антонину природу края, откуда он прибыл, и звал Антонина на рыбалку, охоту, морское ката­ ние или, в крайнем случае, на шашлыки. Потом они одновременно понимали, что пора прощаться, и Антонин вяло совал «попке» руку. Тот жал ее, и они разъезжались. По дороге Антонин обдумывал со­ стоявшуюся беседу и, придя домой, доставал один из множества своих специальных блокнотов, где напротив фамилии и координат «попки»