Сибирские огни, 1989, № 10
Колпашевская и стория -лиш ь кий эпизод в недавней общей сокрьлтия преступлений сталм см ги ма. Даже сама попытка ^ и Т была ььаказуема. Но по странвдму с?ечТ нию обстоятельств одна из статей уголо1 в Г и - 1 9 о 7 ’ этого и с С ь з о - ственногть зй ^"Р®''^У'^'^э'''Р^'эзюш,ая ответ- ложнк,V . распространение заведомо ложных слухов, порочащих советский государственный строй), соседствует со статьей 189, которая предусматривает наказание до пяти лет за укрывательство преступлений. Военные преступления, ге ноцид не могут иметь срока давности, и уже поэтому прежнее руководство нашей страны в народной памяти должно остать ся преступными пособниками сталинизма. Даже по меркам «безголовой» эпохи уничтожение захоронения в Колпашеве — редкостный пример нравственного маро дерства. Власти затеяли втихую упрятать концы в воду — хотя уже этого не следо вало делать,— а в итоге устроили то, что тот же Коновалов с горечью назвал «ко медией на реке». И, вдобавок, дикие эти слухи — детей убивали. Безграничная и бесконтрольная власть всегда порождала и будет порождать злоупотребления. Не мы первые, не мы последние. Так что же? Проблема эта должна решаться просто. Личной ответ ственностью. Совершено преступление — ищите преступника, у которого есть имя и фамилия. Не было преступления — заяви те во всеуслышание. Почему бы не проя вить минимум уважения к общественности? Почему бы не привлечь к разбирательству хотя бы паталогоанатомов колпашевской больницы в качестве ее представителей? Так нет же, наоборот, запретили вскры вать случайно попавшие в морг трупы. Откровенное издевательство и над здравым смыслом, и над совестью. Но будем честны с собой. Тогда в Колпашеве происходило то, что не могло не происходить. Так что вряд ли имеет смысл называть фамилии тогдашнего городского начальства. Уточнять, кто пошел на повышение в Томск, а кто заст рял в колпашевской болотной низинке. На месте этих фамилий легко представить любые другие. Наоборот, невозможно представить иное, более разумное разви тие событий. А если нечто подобное повто рится? Не в Колпашеве, так в другом конце страны? Ведь таких ям тысячи. А кто-то и сам может проявить инициативу. Теперь ведь понятно, где искать. Поинтере соваться у стариков, где была тюрьма НКВД,— вот и все... Да и что я заладил: городские власти, городские власти... Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что решения принимались не на уровне горкома партии... Продолжение обязательно последует. Так что пусть заранее ответственные то варищи— особенно из КГБ — подумают, стоит ли мараться в крови, пролитой другими. Почему до сих пор не открыты архивы? Более того, появились сведения о фактах сознательного уничтожения архив ных дел по репрессиям против крестьянст ва. Не пора ли всерьез подумать о приме нимости ст. 189 УК? Словом, пора бы раз грести эти авгиевы конюшни советских 6 Сибирские огни № 10 спецслужб. Человек не может чувствовать себя хозяином в доме, где есть темные углы с привидениями. Пора бы и точку поставить. Практически все, что мне известно об этой колпашев ской истории, уже рассказано. Почти все... ну, а о людях — тех, кто помог делом или хотя бы советом, и тех, кто, кривясь, отма хиваясь, находя глупым ворошить прошлое, — как промолчать? Стоит ли повторять, что день сегодняшний приходит из дня вче рашнего? Подчас непросто в том, что сегодня вошло в силу, пошло в рост, угадать брошенное накануне семя. И запах не тот, и цвет другой, и форма иная. Но родство есть родство, и от него никуда не уйти. И сознательная сегодняшняя слепо та, и, наоборот, небезразличие — все несет на себе отпечаток былых времен,^ потому что в те времена весь уклад нашей жизни и был зачат. Вот не сложился разговор с Александ ром Александровичем Мартемьяновым, главным диспетчером речпорта. А узнать у него было что: какие суда размывали берег? как найти людей из судовых команд? Едва заметив блокнот, вежливо, но твердо сказал: — Извините, но разговора у нас с вами не получится. Мы не имеем права сооб щать сведения о дислокации флота. Жаль. Речники видели больше других. Размывать могилу, как я слышал, их фак тически заставили. Добровольцев не иска ли. А вполне понятное отсутствие энту зиазма компенсировали избытком даровой водки. Все равно, думаю, они тот кошмар запомнили надолго... Так что поначалу я на главдиспетчера обиделся. Попытался задеть за живое, напомнил старую истину: народ, не же лающий знать своего прошлого, обречен на то, чтобы пережить его в будущем. — А я, сколько мне надо, знаю,— ответил Мартемьянов. Тут я сплоховал. Его слова пришлись в такт какому-то своему собственному дви жению мысли, и я истолковал их непра вильно: мол, он, Мартемьянов, знает, а другим незачем на своих плечах лишний груз нести. Как-то в первое мгновение и в голову не пришло, что человек может вполне довольствоваться тем, что ему говорят на политинформациях... И потому сказал невпопад: — Вот и другие должны знать. Он промолчал. На том и расстались. Потом досада прошла, остыл. Вспомнил лицо Александра Александровича. Краси вое, мужественное. Хорошее лицо. А, как говорят французы, после сорока человек сам отвечает за свое лицо. Ему как раз лет сорок пять... Работа сейчас сидячая, хотя и хлопотная, а когда-то, наверное, плавал сам. Среди нашего всеобщего экономического хаоса и бессмыслицы как- то затерялась эталонная мера, кого по праву можно считать дельным и работя щим, ошибиться очень уж легко, но все- таки сразу, с первых минут разговора по казалось, что в главдиспетчере побольше... внутренней дисциплины, что ли.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2