Сибирские огни, 1989, № 10

Может быть, в этом и состоит суть на­ циональной катастрофы, которая уже про­ изошла? Дошедший до абсурда кон­ формизм давно стал принципом существо­ вания целого народа. Новая политика, пришедшая вместо с Горбачевым, дала надежду на будущее, разум общества просветляется, возвращается к жизни ист­ ребленное понятие совести. Но если столь­ ко лет душой катились вниз, то сколько теперь придется карабкаться вверх? А ес­ ли не избавиться от того идеологического чертополоха, который совершенно заглу­ шил общественную жизнь, не удивлюсь, если еще через пятьдесят лет какой-ни­ будь старец (из тех, кто сейчас пребывает в юношестве и знает о колпашевской мо­ гиле лишь понаслышке), будет рассказы­ вать небылицы; «А, знаю, знаю. Как же! Комиссары треклятые в овраг сто тыщ на­ роду загнали — кого попадя, и баб с младенцами заодно — и всех из пулеме­ тов порешили...» Или что-нибудь в том же духе. В обских местах и сейчас подобных ис­ торий вам расскажут с избытком — и попробуй доберись до правды. Расскажут и про священнослужителей, уничтоженных в Кетском монастыре, развалины которо­ го еще сохранились на дороге Маракса — Мохово. И про семью крестьян-выселенцев, расстрелянных у села Назино в Александ­ ровском районе на севере Томской облас­ ти. И совсем уж страшные вещи про Назино расскажут. Как на остров побли­ зости (он так и называется — Назинский) высадили до трех тысяч спеппереселенцев без каких бы то ни было средств к су­ ществованию. А в обеих протоках Оби оставили плоты с пулеметом, чтобы никто не мог уйти вплавь (ночи, напомню, в тех краях белые, так что трудно было спас­ тись и в ночное время). Так все эти нес­ частные, среди которых началось людоед­ ство, и были истреблены — голодом... Кто возьмет на себя смелость утверждать, что эсэсовский газ «Циклон Б» был пределом изуверства? Чем лучше та нравственная отрава, которой нас заставили дышать берии, МОЛОТОВЫ, Ворошиловы, Ждановы и прочие нелюди? Право, загадка: как же были устроены головы ответственных товарищей недав­ ней нашей безголовой эпохи? То, что интел­ лектом они, как правило, не были обреме­ нены, в данном случае не существенно. И что в жизни им важна была исключительно внешняя, фасадная сторона дела, тоже не слишком большое открытие. Если какой- нибудь работяга, тараща счастливые глаза при виде телекамер, радостно повторял; «Одобряем! Поддерживаем! Сделаем!»— то высокому гостю, ради услаждения ри­ туальной похоти которого был затеян спектакль, этого было вполне достаточно. И было совершенно наплевать, что про себя работяга думает: «Накось, выкуси! У тебя для нас фига в кармане— так ведь в своем кармане я хозяин». Но ведь звонкие цапки на груди и мра­ морные изваяния они любили. Еще как любили! И хоронили друг друга в людных местах. Неужели было безразлично, каки­ ми словами, уже вслух, помянет их прохо­ дящий мимо потомок? Казалось бы, сами были свидетелями того, что иное из мра­ морных надгробий просит плевка. Более того, своими собственными руками вынесли из мавзолея мощи главного изувера (в том смысле собственными руками, что го­ лосовали «за»). А про се|бя забыли. Не подумали, что плевательница может ока­ заться на их могиле нужнее, чем величест­ венный бюст. Все-таки поразительно, насколько силь­ ной оказалась холуйская преданность своему хозяину, которого они сами же окрепя сердце припрятали поглубже в землю. За сделанную в тени его душе­ губства карьеру? Потому что у самих были руки в крови? В разговоре с бывшим председателем колпашевского РИК я случайно узнал вот что. Как я понял, у Большакова нередко бы­ вали местные журналисты, краеведы, и подобные встречи отвечали определенному регламенту — по характеру вопросов. Я же задавал вопросы для Александра Мат­ веевича непривычные. Был он, помнится, одет в полувоенный френч, что тоже гово­ рит о давно устоявшихся взглядах на жизнь. — И это тоже кто-то из административ­ ных ссыльных,— сказал он, услышав от меня очередную фамилию. На лице его появилось не то недоумение, не то досада. Да, конечно, все эти люди, выпавшие из жизни и, подобно чумным больным, вызы­ вавшие тогда в окружающих страх, были малоинтересны ему... Разговор зашел в тупик. Тогда я попросил: — Александр Матвеевич, расскажите, пожалуйста, о подавлении кулацкого мяте­ жа на реке Чая. Об этом событии я успел прочитать в какой-то популярной исторической брошю­ ре, встречал упоминания и на стендах краеведческого музея. Реакция Большако­ ва меня удивила. Ему очевидным образом было неловко — за тех, кто писал брошю­ ры и оформлял стенды. Оказалось, что реальные события лишь с очень большой натяжкой можно было именовать мятежом. Среди спецпереселен- цев пошел слух, что большевистское прави­ тельство в Москве развалилось. И они решили установить свою собственную власть. Акты насилия с их стороны ограни­ чились тем, что были взяты под стражу несколько милиционеров-комендантов. Вот и все. Ни о каких смертоубийствах, грабе­ жах и прочих бесчинствах и речи не было. При желании можно было уладить дело миром — но за это орденов не дают. Для наведения порядка был направлен вооруженный отряд под командованием Ивана Ивановича Долгих. Надо отдать ему должное — это был человек не робко­ го десятка. Переодевшись, в одиночку отправился в деревню. Нашел школу, где сидели под замком представители власти, о чем ему простодушно сообщил охраняв­ ший ее старик с берданкой. Старика этого Долгих застрелил из спрятанного под по­ лой маузера. Потом — еще одного, выс­ кочившего на выстрел с березовым дрыном. На том подавление «мятежа» и закончи­ лось. Позже состоялся суд. Многие крестья­ не были осуждены, а зачинщики — рас­ стреляны.