Сибирские огни, 1989, № 10

оправдан еще до смерти генералиссимуса. Следователь Челноков был внимателен и любезен, он значительно отличался от тех людей, у которых Галина Михайловна когда-то пыталась узнать о судьбе отца. Дело Смирнова было на редкость скудно и состояло едва ли не из единственного протокола допроса, написанного совер­ шенно безграмотной рукой. Директору школы ставились в вину контрреволю­ ционная деятельность в Сибири, организа­ ция мифической подпольной армии, ук­ рывательство складов с оружием и про­ чая подобная чушь. Но под всем этим бредом стояла подпись Михаила Георгиевича. Он распи­ сался не так, как обычно расписывался под документами, полностью выписывая свою фамилию, а ограничился закорюч­ кой — как в ученических дневниках. По­ чему? Кто знает. Из объяснимого разве что безысходностью ситуации без­ различия к собственной участи? Или са- М'а подпись была обыкновенной поддел­ кой? А следователь, которого Галина Ми­ хайловна спросила, как мог отец подпи­ сать подобную ахинею, позволил себе от­ кровенность: — Скорее всего у него не было выбора. Ему могли угрожать, что в противном слу­ чае они заберут всю семью. Тогда же Галине Михайловне сообщи­ ли, что Смирнов Михаил Георгиевич скон­ чался от эмфиземы легких в 1945 г. Но ведь известно, что на самом деле означал приговор «десять лет без права перепис­ ки». Расстрел. Фальсификация дат смер­ ти для «умиротворения» родственников практиковалась в те годы широко. Повто­ ряю, никаких следов в томской пересыль­ ной тюрьме обнаружено не было. Не бы­ ло его и среди угоняемых к пристани, а до завершения навигации оставалось ма­ ло времени. Да и не в духе той эпохи бы­ ло затягивать судебные фарсы, на них тратили не месяцы, а минуты. Вэтлянуть на фотографию Михаила Георгиевича не удалось. У семьи ничего не осталось: ни фотографий, ни писем. Все было изъято во время ареста сотруд­ никами НКВД. Не нашлось фотографий и в школе, где он когда-то работал. Зато в опубликованном фрагменте пись­ ма Глизра, которое тот написал из Кол- пашева 30 марта 1936 г., можно прочи­ тать: «Посылаю фотографии, где снята аудитория из учащихся и учителей». Вот эти фотографии должны были сохранить­ ся. И на них, пожалуй, можно найти и Смирнова, и кого-нибудь из его коллег, погибших в те годы. Тех, кто мог лежать в братской могиле на берегу Оби. В изданном двухтомнике воспоминаний и статей Глиэра одна из колпашевскях фотографий опубликована — но без ауди­ тории, к сожалению. Сделана она, вероят­ но, в клубе «Динамо» — том самом, что стоял в сотне метров от места расстрелов. Был знаком со Смирновым Большаков, вспомнил о нем с грустью. Место могилы Михаила Георгиевича неизвестно. Уверен, что она была там, на яру... Когда круши­ ли берег, Галина Михайловна стояла ря­ дом. Молодой человек в штатском, из. приезжих, попытался ее прогнать. Сквозь слезы она ответила: «Здесь лежит мой отец». Тот молча отошел. Теперь и этого следа на земле нет. Что ж, пусть хотя бы этот рассказ заменит ему надгробный ка­ мень’. А вот это надгробие в целости и сох­ ранности. На колпашевском кладбище можно найти расширяющийся кверху, наискось срезанный камень с надписью: «В-в Александр Данилович. 11.Х.1911 — 25.ХП.1979. Любимому и дорогому мужу и отцу». На белом мраморе не звезда, как на многих других надгробиях, а черный крест. Впрочем, я не вполне прав, что надгробие в целости и сохранности — не то сорвана, не то отлетела фотокарточка. Этого-то человека, бывшего сотрудника НКВД, едва ли не в один голос и называ­ ли исполнителем смертных приговоров... В городе живут жена, сын и дочь В-ва, и это гнетет. Слышал о них только хоро­ шее. От пересудов за спиной, надо ду­ мать, они натерпелись достаточно. Что касается причастности В-ва к рас­ стрелам, чаще колпашевцы в своих рас­ сказах начинали словами «говорят...». Но были и свидетельства вполне определен­ ные, исключающие друг друга. Одно из них — Александра Павловича Глазырина. Он — из загубленного войной поколения 1923 г., был на фронте, а вер­ нувшись, по комсомольской путевке по­ шел в 1949 г. «на Дзержинку». Многие из прежних сотрудников продолжали ра­ ботать. Кроме того, позже Глазырину са­ мому приходилось участвовать в пере­ смотре тех дел. В информированности его можно не сомневаться. Пожалуй, беседе нашей недоставало от­ кровенности. Александр Павлович сглажи­ вал кое-какие углы, я каких-то вопросов не решался задавать. За рамки официаль­ ной версии о дезертирах мы не выходили. Но в отношении В-ва он был категоричен; — Его оговорили напрасно. По словам Глазырина, тот работал в НКВД приблизительно с 1944 г. надзира­ телем внутренней тюрь,мы, но ее скоро ликвидировали, и в дальнейшем В-в был лишь телефонистом на коммутаторе. По­ чему В-в не попал на фронт? Александр Павлович только развел руками. Но в главном Глазырин был тверд: В-в к рас­ стрелам никакого отношения не имел. Как-то неявно предполагалось, что истин­ ного исполнителя приговоров Глазырин знает. Да только мог ли быть такой от­ дельный палач? Здравый смысл подска­ зывает, что в системе НКВД должна бы­ ла действовать система круговой поруки. В убийстве людей повинны слишком мно­ гие. Может быть — все без исключения... А вот по словам Леонида Сергеевича Коновалова, тоже фронтовика, старого >в апреле 1989 г. я получил из Колпашева х о ­ рошее. доброе письмо от Галины Михайловны, в котором она сообщ ила: «Получили мы такую страшную справку, что Смирнов М. Г. в октябре месяце 1937 г. приговорен «тройкой» к расстрелу. Теперь не мож ет быть сомнений, что папа в на­ шем яру...»