Сибирские огни, 1989, № 10

Многие из этих подробностей я узнал от Галины Михайловны Никифоровой, ко­ торая и сейчас живет в Колпашеве. Пе­ чальна ее собственная судьба. В 1937 г., когда ей было 14 лет, она потеряла отща, Смирнова Михаила Георгиевича. Их семья также жила в «доме просве­ щенцев». Отца Галины Михайловны арес­ товали 3 сентября 1937 г. Сотрудников НКВД было трое. Признаться, в рассказе Галины Михайловны меня ошеломила ее Й аза о старшем опергруппы, Калинине: н был человеком порядочным». Век живи, век удивляйся незлобливости рус­ ского характера... Оказалось, что, произ­ водя обыск, Калинин заметил под вазой облигации государственного займа, но не позволил их забрать своему подчиненно­ му. Тот тоже заметил облигации и протя­ нул было к ним руку, но Калинин его ос­ тановил: «Здесь ничего нет»,— и поста­ вил вазу на место. Сотрудники тогдашне­ го колпашевского ЙКВД не отличались чистоплотностью и порой не гнушались во время обысков набивать себе карманы. А те облигации позже очень пригодились семье. Ее бедствия только начинались. Когда Галина Михайловна вспоминала былое, у нее в глазах стояли слезы. И мне стало не по себе. Хочу быть понятым — правильно и точно. Представьте себе, что вы идете в чужой дом, чтобы узнать какие-то факты, фамилии, даты. Короче говоря, вас инте­ ресуют сведения, информация. И вдруг сталкиваетесь с живой болью. И за пять­ десят лет рана не зарубцевалась. А боль какая-то особенная. Словно бы замкнутая сама в себе, словно бы сама от себя ус­ тавшая. Словно бы боль эта уже и не на­ деется ни исцелиться, ни ослабнуть. По­ тому что не может этого сделать, не уме­ ет. И даже быть в полной мере понятой и прочувствованной другим человеком тоже не рассчитывает. Мы стали какой-то другой породой лю­ дей. Стали слишком склонны к умозри­ тельности и слишком смертны. Слишком быстро в нас вымирает человеческое. Все­ го половина жизни позади -— а сама спо­ собность человеческой души страдать вот так, в течение пятидесяти лет, приводит в смятение... А в доме Никифоровых память о Ми­ хаиле Георгиевиче чтут свято. И днем по­ миновения служит тот день, когда его навсегда увели. ...а ведь нечаянно исказил слова Га­ лины Михайловны. Не сразу это заметил. Она сказала: «Калинина с ч и т а л и че­ ловеком порядочным». Смирнов Михаил Георгиевич родился в селе Павлово под Ямбургом. Окончил Пе­ тербургскую учительскую семинарию, за­ тем — четвертую Петергофскую школу прапорщиков. С 1915 г. в рядах русской армии, в боях участвовал с 1916 г., но ус­ пел отличиться. Был награжден орденами третьей степени Св. Станислава и Св. Ан­ ны с мечом и бантом. Революцию 17-го года принял безоговорочно. Выходец из крестьянской семьи, он, как и многие, по­ верил в декрет о земле и с ним связывал будущее России. Вот примечательный эпи- 140 зод из жизни Смирнова: явившись в дво- рянское собрание, призывал офицеров пе­ рейти «а сторону Советов. В него стреля­ ли, но промахнулись. В гражданскую войну Михаил Георгие­ вич воевал на стороне Красной Армии. Участвовал в переходе через Сиваш. Слу. жил в армии Тухачевского, знал его лич­ но. Командармом Тухачевским был под­ писан его воинский билет. Не исключено, что имя Тухачевского и стало непосредст­ венной причиной гибели Михаила Георгие­ вича. После гражданской войны он оказался в Томске, где встретился со своей буду­ щей женой Зинаидой Васильевной. В Колпашеве Михаил Георгиевич занимал­ ся тем, от чего был надолго оторван военным временем: учительствовал. Он был первым директором школы № 1 в Колпашеве, преподавал математику. В августе 1937 года на короткий срок он уехад по служебным делам в Томск. И у Михаила Георгиевича был шанс спастись. Его друг, Кипреян Петрович Баллот, успел сообщить, что им интере­ совались люди из НКВД и посоветовал не возвращаться. Но он вернулся. В Колпа­ шеве оставалась его семья. Да и не знал он за собой вины. Его арестовали через несколько дней. В то время самой Галине Михайловне было четырнадцать лет. Каждое утро она прибегала на улицу Дзержинского к зда­ нию НКВД и ждала, когда откроются во­ рота. Это случалось крайне редко. Иног­ да арестованных маленькими партиями угоняли по этапу. Их вели к баржам, чтобы по реке отправить в Томск. Но ожидание было напрасным. Чуда не про­ изошло. Отца не отпустили. И среди ухо­ дивших к пристани его не оказалось. Позже матери удалось через знакомую в Томске узнать, что в списках, где реги­ стрировались все доставленные в Томск арестанты, Смирнов Михаил Георгиевич не значился (впрочем, как и Пинчук и Ермо- лович, которых забрали в НКВД тогда же). Из «дома просвещенцев» семья была выселена. Приютили чалдоны, они люби­ ли Михаила Георгиевича... Старшей доче­ ри Смирнова, Нине, учившейся в институ­ те, предложили на комсомольском собра­ нии отречься от отца как от врага наро­ да. Она отказалась: «Сегодня отрекусь от отца, завтра — от Родины...» Эх, знать бы, как сложились судьбы тех комсо.мольских вожаков, которые тогда занимались идеологическим мордобоем? Воевали или в силу особой своей идей­ ной зрелости стояли с автоматами сзади, в заслоне? И главное — какими людьми выросли их дети и внуки? За своих детей Смирнову стыдно бы не было. Об отце Галина Михайловна ничего не слышала до 1951 г., когда ее неожиданно вызвали в МГБ. Первым чувством был страх. В четырнадцать лет дочь потеряла отца, и еще ровно четырнадцать лет, регулярно подвергаясь травле, она прожила в положении изгоя. Ей было че­ го бояться... Но это была реабилитация. Посмертная* реабилитация. В числе немногих отец был