Сибирские огни, 1989, № 10

в 1959 году, в первую годовщину оконча­ ния техникума, я приехал на вечер встре­ чи, и мне рассказали, что Горбенко теперь уже в техникуме не работает, а работает мастером в РСУ после исключения из пар­ тии. Он, оказывается, был членом тройки НКВД, в звании майора руководил этой малопочтенной организацией и, видимо, знал об этих ямах на пустыре». Есть предположение, что оказался в Колпашеве русский философ, литературо­ вед и переводчик Густав Густавович Шпет. Энциклопедии называют точную дату его смерти — 23 марта 1940 г., о причине смер­ ти умалчивают, место смерти указывают весьма неопределенно — Томская область. Да, весь философский мир содрогнется, если будет установлено, что уже в нашу просвещенную эпоху всемирных симпозиу­ мов последователи самого передового фи­ лософского учения крошили веслами на далекрй сибирской реке труп автора «Вве­ дения в этническую психологию», бывшего вице-президента Российской академии ху­ дожественных наук... И все-таки — не могу объяснить почему — как-то особенно щемит сердце, когда выплывают из бездны совершенно без­ вестные имена. О Шпете и Клюеве уже не забудут, они творчеством своим создали память о себе. А кто не успел, не смог? Кто, оболганный, забытый и уже никому не нужный, лег костьми, по которым ретивые служаки карабкались вверх? И память о ком уходит на глазах с уходом старшего поколения? Существует ли иной, равный по циниз­ му способ надругаться над тем, что люди называют смыслом жизни,— без всякой нужды, походя растоптать чужую незнако­ мую жизнь и тут же забыть о ней? Удалось узнать, что колпашевскими ор­ ганами НКВД среди многих других были схвачены: работник профсоюза учителей Леонсон, прокурор Пинчук, хирург Ной Яковлевич Иоффе, работник исполкома Ермолович, ленинградцы Александр Ильич Светланов и Евгений Арсеньевич Потехин, первый секретарь Нарымского окружкома Карл Иванович Левиц, врачи супруги Куз­ нецовы. Трагически погибла другая семья — Девятовых. Муж был арестован, жена потеряла с горя рассудок и покончила с собой, бросившись в прорубь на Оби. Без родителей остались двое детей, учившихся в то время в девятом и пятом классах. Ермоловича называли жертвой оговора. Вспомнил Ермоловича и бывший председа­ тель РИК Колпашева М. А. Большаков — без особого сожаления. По его словам, Ермолович, работавший в военном отделе (исполкома?— В. 3.), был осужден как колчаковский осведомитель. Но это как раз возможность оговора не исключает. Известно, что на свободу вышли Левиц К. И. и Иоффе И. Я. Последнего из них незадолго до войны видели в Томске. Скрюченный и изможденный, выглядел он очень плохо. Говорил, что в тюрьме его страшно били и, вероятно, повредили поз­ воночник. А погиб он позже, на Курской дуге. Может быть, о судьбе кого-то из этих людей могли бы рассказать их дети и вну­ ки? После ареста отца уехал из Колпаше­ ва сын Рахметова Эрик. 1де-то в Москве живет дочь Девятова — Галина (в заму­ жестве — Кузьменко), ее муж Иван Кузь­ менко одно время работал врачом в ан­ самбле песни и пляски Советской Армии под управлением Александрова. Еще одно имя — пианистка Мария Александровна Морозова. В конце марта 1936 г. в Колпашеве состоялись концерты Рейнгольда Морице- вича Глиэра. Они были даны в шефском порядке, два в один день, и перед гастроль­ ной поездкой в Сибирь заранее не плани­ ровались. Большой мастер захотел сделать подарок сибирякам. Находясь в Новоси­ бирске, он обратился с открытым письмом к редакции газеты «Советская Сибирь», где, в частности, говорилось: «Изъявляю желание обслужить северный район края и отправиться самолетом с ансамблем, сос­ тоящим из артистки К. А. Булгаковой и балетной пары Г. Е. Кениг и Н. В. Гаев, — в Колпашево». Ему помогли. После не слишком ком­ фортабельного перелета Рейнгольд Мори- цевич очутился, как ему казалось, в са- мой-самой сибирской глубинке. И каково было удивление Глиэра, когда в этом ма­ леньком городке, в таком отдалении от столичных центров он не только нашел аюдей, способных по достоинству оце­ нить серьезную музыку, но — собствен­ ную музыкальную жизнь. Да, в Колпаше­ ве — «бугре глины, усеянном почернев­ шими от бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными»— были свои та­ ланты. И в первую очередь — Мария Александровна Морозова, прекрасная пиа­ нистка с редкостным педагогическим да­ рованием. Именно благодаря ей препода­ вание музыки здесь было поставлено столь высоко, что это вызвало у Глиэра радост­ ное изумление. Давно замечено, что истинный талант способен высветить одаренность и в дру­ гих. Среди немногочисленных колпашев- ских интеллигентов к музыке было осо­ бенное отношение. Любопытная деталь: когда преподавателю математики Евгению Арсеньевичу Потехину — ученики его зва­ ли Бессемером — надо было навести по­ рядок во время перемен в расшумевшем­ ся классе, он не говоря ни слова садился за фортепиано. С первыми же аккордами всякий шум тотчас прекращался. За­ трудняюсь представить себе подобную сцену в школе, где учился я. «Кого любит Бог, тот любит музыку...» — кажется, так говорят итальянцы? Одним из островков культурной жизни в Колпашеве был дом № 16 по улице Со­ ветский Север. Когда-то — да и сейчас некоторые старожилы помнят об этом — он назывался «дом просвещенцев». Жили там в основном учителя и работники ок­ ружного отдела народного образования. Жили дружно, с общими для всех празд­ никами и горестями. И когда началась полоса арестов — бессмысленных, жесто­ ких,— то терзали они маленькую комму­ ну просвещенцев, словно один живой ор­ ганизм, с садистской методичностью по кусочкам вырывая из него живую плоть. Были тогда арестованы и Потехин, и Мо­ розова...