Сибирские огни, 1989, № 10

ссыльным в Колпашеве!» Небо в лох­ мотьях, косые, налетающие с тысячеверст­ ных болот дожди, немолчный ветер — это зовется летом, затем свирепая 50-градус­ ная зима...» Да, Николай Клюев тоже был здесь. И в каком-то другом списке могло стоять против его фамилии в графе «данные»: адмссыльный, ст. 58 п. 10. Тогда же, в первые недели ссылки, Клюев писал Н. Ф. Христофоровой-Садомской о том месте, куда его забросила судьба: «Население — 80 % ссыльных — китайцев, сартов, экзо­ тических кавказцев, украинцев, городская шпана, бывшие офицеры, студенты и без­ личные люди из разных концов нашей стра­ ны — все чужие друг другу и даже, и ча­ ще всего, враждебные, все в поисках жранья, которого нет, ибо Колпашев — давным-давно стал обглоданной костью. Вот он — знаменитый Нарым!— думаю я. И здесь мне суждено провести пять звери­ ных темных лет без любимой и освежаю­ щей душу природы, без привета и дорогих людей, дыша парами преступлений и нена­ висти! И если бы не глубины святых соз­ вездий и потоки слез, то жалким скрючен­ ным трупом прибавилось бы в черных без­ донных ямах ближнего болота... безмерно сиротство и бесприютность, голод и сви­ репая нищета, которую я уже чувствую за плечами. Рубище, ужасающие видения страдания и смерти человеческой здесь никого не трогают. Все это — дело быто­ вое и слишком обычное. Я желал бы быть самым презренным существом среди тва­ рей, чем ссыльным в Колпашево. Недаром остяки говорят, что болотный черт родил Нарым грыжей. Но больше всего пугают меня люди, какие-то полупсы, люто го­ лодные, безблагодарные и сумасшедшие от несчастий. Каким боком прилепиться к этим человекообразным, чтобы не погиб­ нуть? Но гибель неизбежна». Но погиб Клюев не в Колпашеве, в ок­ тябре 1934 г. он был переведен в Томск. Судьба дала ему еще несколько лет жизни. И если уж говорить о Клюеве, то предпо­ ложений, где погребены его останки, нема­ ло. Вот еще одно. В общество «Мемориал» пришло письмо от Морозова Игоря Кон­ стантиновича из деревни Великуша Гдов- ского района Псковской области с расска­ зом еще об одном страшном, подобном колпашевскому, случае, который произо­ шел, когда он учился в Томском комму­ нально-строительном техникуме. «...Летом 1956 года две группы ПГС- ников должны были проходить строитель­ ную практику. Дали нам строить на пусты­ ре возле Томской пересыльной тюрьмы, у самой стены закрытого для захоронений старинного < ...> польского кладбища, здание то ли нашего собственного техни­ кума, то ли корпус какого-то военного учи­ лища. Начинать надо было с котлована. Расчетная глубина промерзания в Сибири 2,5 метра, и, следовательно, котлован дол­ жен быть глубиной в 3,9 метра. Рядом с нами работала бригада нормальных строи­ телей. Они кувалдой разбивали на буто­ вый камень скульптуры и памятники польского кладбища и бетонировали фун­ дамент 100-квартирного дома через улицу напротив. Меня назначили бригадиром это­ го сводного отряда. Студенты < ...> сдела­ ли забой, копали, естественно, лопатами, а грунт катали наверх тачками. На пустыре рос могучий бурьян, и из бараков, где жи­ ли с семьями надзиратели тюрьмы, еже­ дневно на веревке приводила коровушку старушка. Однажды, когда я с прорабом Пятовым из подрядного управления закры­ вал наряды, меня позвали в котлован. Сту­ денты густой толпой окружили место в забое, где что-то раскопали двое, Тамара Крузова и Францев. Обвалилась тяжелая глиняная стена забоя и открылось жуткое зрелище. Беспорядочно, вперемешку с узлами и чемоданами лежали не скелеты, а люди, но их тела были не из мяса, а из чего-то похожего на воск или мыло. Со многими стало плохо. Я попросил всех уй­ ти, а сам пошел звонить директору техни­ кума Горбенко. Он оказался на месте, выслушал меня и обещал приехать. Часа через два на двух «Победах» приехали ка­ кие-то руководители. Наши доброхоты на совковой лопате подали голову в зим­ ней шапке с истлевшим верхом. На шце черепа сохранились ткани, из головы текло, а вот все зуйл были из золота красновато­ го, а не желтого цвета. С края лежал че­ модан, сооруженный, видимо, каким-то сельским умельцем. Чемодан из досок, хорошо выструганный, соединенный «в шип», отлакированный черным лаком и с какой-то комодной ручкой. Меня попроси­ ли открыть чемодан. Несмотря на наряд­ ный лак, чемодан подгнил и легко разва­ лился. В нем— беспорядочно скомканное белье, шевиотовый черный костюм, нес­ колько книжечек стихов, одна из них — «Москва кабацкая», фотографии и две полных, запечатанных коричневым сургу­ чом бутылки довоенной «Московской осо­ бой» водки. <С..> Все стали удивляться, что за могила? А старушка с коровушкой на веревке оказала: «Э, милые! Да тут весь Каштак на костях стоит». На одной из фотографий были двое, С. Есенин и мужи­ чок в шляпе. Книжки и фотографии на­ чальство забрало с собой. После их отъез­ да мы раскупорили бутылку, понюхали — пахнет водкой. Пить не решились ни я, ни заядлые алкаши Сеня Влох и Леха Шах- манов. Юра Чупрунов спросил, что делать с золотыми зубальи, он их наломал при­ горшню. Мы его отлаяли за мародерство, и он при нас забросил зубы в картофель­ ные грядки. На следующее утро мы к рабо­ те не приступили. Нам разрешили несколь­ ко дней отсутствовать, а я остался, чтобы закончить с прорабам наряды. Снова при­ шла старушка с буренкой и рассказала, что она вдова надзирателя еще с царского времени, а могил таких еще много. Когда в 37 году арестованных со всей Западной Сибири свозили в Томск, то в самой тюрьме места не было. Люди с вещами ждали ночи во дворе. Атем временем уголовники на пустыре копали ямы. Ночью арестованных без суда и следствия по пять человек выводили на пустырь и из наганов выстрелами в голову убивали, сваливая в ямы вместе с вещами. Решение тройки НКВД выносилось после, по мере канцелярских возможностей. Пока студен­ ты вынужденно отдыхали, были наняты на временную работу «заисточенские» татары (бравшиеся за любые хорошо оплачивае­ мые работы) и, по цене 25 рублей за 1 куб. м, покойников ночами куда-то вывозили.