Сибирские огни, 1989, № 9

А бьыть может, все это от страха внушил себе я. Что на плоских прибрежных песках расстреляли меня, А из яхты изъяли балластную мелкую дробь И охотникам роздали. И до вчерашнего дня Я в холодных песках неподвижно лежал, распростерт, И меня позабыли друзья, позабыли враги. Будто не жил на свете я, вздорный мечтатель Эльпорт, И не видел ни зги. Но очнулся, услышав шаги, И отчетливо вижу я целые толпы людей, И по лицам я вижу, что каждый из них не злодей. — Это кто же? — кричу я.— Сторонники ваших идей, Наконец, появились, затем, чтобы строить канал. Так и знал я,— кричу, хохоча,— так и знал! Не напрасно в песках тлел мой прах, в золотых галунах мой мундир. Но зачем же кругом конвоиры! И что мне кричит командир: — Это все не сторонники наших идей, а противники их, как и ты. Их пригнали мы строить на вечных пластах мерзлоты Города, рудники. И совсем ни при чем твой канал. А тебя, что воскрес ты, к ответу и вновь привлечем. Отвести в трибунал) Повторяю, я далек от утверждения, что так случилось на самом деле. Может быть, все это только пригрезилось старику Эльпорту: и когда они снова меня повели в трибунал. То средь множества узников многих в лицо я узнал; Эти узники с лицами цвета снегов и дождей. Эти люди, которых, как я, не осталось в живых— Кто вы, суть! Вы сторонники наших идей. Или, может быть, вправду вы злые противники их! В конце концов, во всем этом теперь, наконец, разобрались. И я на­ деюсь, что рано или поздно, порывшись в архивах, разберутся и в судь­ бе капитана Эльпорта, установят, что правда, что вымысел в этой моей незаконченной поэме, которая все более и более выцветает в старой тетради. И чтоб она не выцвела до конца, я и включил ее такой, какая она есть, в эту главу воспоминаний, вписав сюда целиком то, что не мог в свое время изложить прозой, и досказав прозой то, о чем не вышло в стихах. Может быть, все это послужит уроком для тех, кто берется писать о том, чего достоверно и досконально не знает. А я ведь даже не знаю твердо, какой именно национальности был старик Эльпорт, может быть, мне только показалось, что он был евреем, капитан «Гала-Лии», потому что, не говоря уж об имени Галина, и Лия — не только еврейское имя. Сестра Виктора Уфимцева, впоследствии народного художника Узбеки­ стана, тоже звалась Лией, а она-то уж была православной христианкой. Да и не это главное! ДРУГ ВЕРНАДСКОГО о Драверте вспоминают и как о поэте, и как об ученом — всегда почтительно, но чаше все-то как-то вскользь. Я знал Петра Драверта и считаю своим долгом рассказать о нем все то, что помню. Может быть, это пригодится тем, кто стремится так или иначе восстановить его облик, цитируя те или иные его стихи, которых и вообще было не столь уж много. Самые известные из них, пожалуй, вот эти: От моей юрты до твоей юрты Горностая следы на снегу. Обещала вчера навестить меня ты,— Я дождаться тебя не могу. От юрты твоей до юрты моей Потянул сероватый дымок: Ты варишь карасей для вечерних гостей,