Сибирские огни, 1989, № 9

дал клятву ответить н а н е г о романом. И коли^ВСЯ ^ ПРА^ к Л л л У ы н г т Р У К - и Й И - б е с п о щ а д н о л о м а т ь , к р у ш и т ь ВСЕМ, коли прочь все ИНСТРУКЦПП оеы . пеЛооматоо^' ^ Г = Т р е с ^ " ^ т е М маньяк, предтеча всех культов бывших, теперешнил ...На ночь супруга занавешивала окна нашей ^ самые страшные сцены я писал ночами. Я отключал те ф Р вал от каждого шороха на лестничной площадке, и крепко хранила полтора года лагерей, подаренных мне ^ Р давательницей, так же, как и приглашение в скромный осо - хой улице Новосибирска. Застой вроде был уже не культом, но ни одна ИНСТРУКНИЯ культа не была отменена, как и сам страх перед немед­ ленной карой за нарушение неписаных табу. Я доводил себя до галлюцинаций, стал бояться грозы, темноты, плохих снов, а днем чудилось мне, что каждый милиционер догады­ вается, о чем я пишу ночью, и на улицах я шарахался от любой уни­ формы с казенной фуражкой. Я, видимо, сильно расшатал свою психику, потому что одной из всенощных за машинкой вдруг почувствовал, что в комнате я не один. Кто-то невидимый ходит у меня за спиной, скрипит половицами. Огля­ дываюсь — никого. Снова ухожу в работу и вдруг явственно слышу го­ лос. Он повторяет то, что я только что написал, но не совсем то и не совсем так, но я послушно забиваю написанное, исправляю под назойли­ вую диктовку. Я вскакиваю, дико озираясь, чья-то тень мелькает в сумраке кори­ дора. Я в бешенстве хватаю ружье, рыча и роняя стулья, бегаю по ком­ натам, гоняюсь за тенью до тех пор, пока со звоном не рассыпается по полу сбитая ружейным прикладом какая-то посудина. Насмерть пере­ пуганная супруга, успокаивая, кидается мне на шею. ...Пять лет «башни из слоновой кости», гордой бедности — и вот они ожили, «дети мои»,— Сергей Никонов, Лукерья Гусева, Алексей Чугунов, красавица и предательница Татьяна Соловьева — это они пять долгих лет вместе со мной стояли против культа. Не буду описывать одиссею мытарств рукописи по издательствам и журналам, не буду цитировать «внутренних» рецензий, заканчиваю­ щихся афоризмами то Ларошфуко, то Жюля Ренана (в те годы они были в Москве в большой моде), я уверен, что у каждого советского писателя, не обеспечившего себе права пинком открывать двери ре­ дакторских кабинетов, таких одиссей сколько угодно. Скажу лишь, что пока я стоял в долгих унизительных очередях на публикацию, фортуна увенчала уже счастливчиков, успевших первыми пробиться к читателю с темой культа. Страна вела тотальную канонаду по последним его бастионам, огонь прямой наводкой велся из всех видов оружия — журналистика, публицистика, даже театр... Наконец, вышел в периодике и мой роман, и я снова ночами вздра­ гивал от шагов на лестничной площадке. Мне было страшно, может быть, потому, что дорога к моей двери была уже известна, и меня удивило, что друзья и родные, прочитавшие роман, не трепетали за мою судьбу. Все нормально, говорили друзья-коллеги, современно, остро. Лукерья — милая девушка, вторили им читательские письма, и вообще про любовь в романе очень трогательно. Про любовь?! Но при чем тут любовь? — негодовал я.— Неужели я садился писать роман про коварство и любовь на Невском проспекте? Да вчитайтесь же, дорогие соотечественники,— об ином, совершенно об ином мой роман! Коллега-критик, рецензируя в большой статье роман, причислил меня к цеху литераторов, пишущих о науке, и сверх того похвалил за то, что я, оказывается, умело владею методом экстрополяции. Я заставил себя прочитать роман его учеными глазами и, правда, обнаружил ее, экстрополяцию, но не-нашел, не обнаружил самого глав- 78