Сибирские огни, 1989, № 9

г^ь 1 тс т. возможно, ЧТО ЭТО потребляющиб по случаю гастрита и арт- почтенные отцы семейств, уважаемые солидные люди, увенчанные докторскими и академическими званиями. ^ ве видел, если не считать крохотную сценку, которая к р дмету моему не имеет никакого отношения. К парадному подъезду одного^ высокого (не высочайшего, но очень высокого дома) подъехал черный лимузин, остановившийся колесом рядом с нижней ступенькой подъезда. Из лимузина, ступив не на землю, а сразу на ступеньку, выпорхнул средних лет бодрый мужчина, исчез за тяжелыми дверями. Спустя четверть часа бодрый мужчина снова появился в дверях, сбежал НьГрГзуЧ^' ® опять не ступив ногой на грешную землю. Вот и все, что я видел. Другие видели, наверное, больше, мне как- то не повезло. И дверей я не видел, но часто думаю, что я сказал бы, ем и бы охранники в халатах и с пиками пропустили меня. Я бы сказал: «Парни, сочините такую ИНСТРУКЦИЮ, чтобы все друг друга уваж а­ ли и, если можно, ^любили. Не новая, знаете, инструкция, скорее, очень даже старая, но, ей-богу, очень нужная. И пусть это будет самая послед­ няя ваша ИНСТРУКЦИЯ». Я сам понимал, что никто меня слушать не будет, но очень уж тя­ жело быть нелюбимым. Ты живешь и работаешь вроде честно, но других любят, а тебя нет. Ты вроде никому не нужен, как в семье ребенок, ко­ торого не хотели, но он все равно родился. Тяжело от этого делается на душе, тоскливо. В сущности ИНСТРУКЦИИ пишутся для того, чтобы поделить людей на наших и не наших, нужных и лишних, которым лучше исчезнуть. По принципу: лес рубят — щепки летят. Все это, может быть, и правильно, чтобы щепки летели, чтобы все одинаково служили одной и той же богоматери, но скучно. Мне стало скучно, и однажды я решил завязать... Н не только с литературой, но и с бренным миром, кишащим ИНСТРУКЦИЯМИ. Особенно притягательными сделались мои мечты о лучшем мире после краха повести моей, с которой так много было свя­ зано: личного и человеческого, смешного и великого. В те скорбные дни мне казалось, иного, более достойного выхода из тупика, в котором я оказался, нет и не может быть... Назначен был уже срок приведения приговора в исполнение, но возникло одно соображение, не лишенное, как мне показалось, резона. Соображение такое: иной мир никуда не уйдет, а вдруг там тоже ИНСТРУКЦИИ, только в них — все наоборот?! А ежели так, то какая разница? Хрен, как известно, редьки не слаще... ^Роман! С этой потрясающей сверхзадачей я решил продолжать свой путь в этом прекрасном мире. Написать роман, в котором сказать ВСЕ и ОБО ВСЕМ, а потом видно будет! Можно и в мир иной... Но на этот раз — никаких оглядок на ИНСТРУКЦИИ! Как будто ты б е рш человек и никогда о них не слышал. Страх перед ИНСТРУК­ Ц И ЕЙ— это для управдома, ему — можно, даже министру можно, а писателю нельзя. Ты, как сказано великим инструктором, инженер че­ ловеческих душ, значит, страхом своим будешь калечить души чело­ веческие. Мой роман^ начался с каверзного вопроса, который задал мне один очень серьезный философ из 5 «Б» класса: почему диалектика правиль­ ная, а цари у нас всегда плохие и очень злые? В самом деле — почему? По каким законам диалектики получилось, что выстрел «Авроры» такую огромную добычу, как власть над быв­ шей Российской империей, уронил в конечном счете к ногам преступни­ ка? Почему революция, от которой так много ждали народы, оберну­ лась кровавой баней сталинизма? Почему не демократия и народовластие, что обещал ленинизм, а снова абсолютная монархия невиданно кровавого толка? Вопрос двенадцатилетнего философа потряс меня, потому что, как выяснилось, я тоже болен им был всю свою сознательную жизнь. И я