Сибирские огни, 1989, № 9

ком-то рауте местного значения (рауты в то время были тоже трад * цией), она, мило улыбаясь, протянула руку, будто ничего не произошл . — Вы мерзавка,— сказал я, когда она подошла ко мне и протянул руку, которую я не принял.— Вас в сущности надо судить — за подлец вы подло сжульничали, не находите? И не протягивайте мне руку бесчестным людям я не подаю своей. Ничего подобного на том рауте я даме-чиновнице не сказал, п а - против, протянутую руку поднес к губам и поцеловал. И тоже сделал вид, что ничего не произошло, и пригласил начальницу на вальс. Танцуя, испытывал горячее желание прижать и задушить ее у всех на глазах. Не прижал, не задушил. Шутил, развлекал анекдотами, таскал из буфета мороженое. Попробуй не потаскай: сегодня она директор издательства, а завтра — ого! А оттуда оё-ёй — ты совсем махонькии. — Кто враг правды, кто убийца правды? — клокотал я.— Чиновни­ ки! Редакторы!.. Того, кто взял рукопись, чтобы редактировать, нужно не­ медленно расстреливать. Или сжигать на костре. Я бы швырял и швы­ рял, сутками бы швырял хворост в тот костер, где горели бы все редак­ торы мира! Они враги мои, враги рода людского... — Тише ты! — успокаивала меня жена, ибо перед ней на собствен­ ной кухне изрыгал я хулу и проклятье на головы директоров и редакто­ ров.— Не одного тебя правят. Теперь что же, совсем без редакторов. — Совсем! Всех до единого перевешать! — громыхал я.— В циви­ лизованном мире давно нет уже ни одного редактора — уничтожили. И меня оставьте один на один с читателем. Другого не прошу... Нет, не оставили, но судьба улыбнулась мне, подарив однажды ХОРОШЕГО редактора. Что такое ХОРОШИЙ редактор — тема трак­ тата, оды, поэмы, докторской диссертации, тем более у каждого совет­ ского писателя свой идеал друга-редактора. Для меня ХОРОШИЙ ре­ дактор — это прежде всего отважный человек, который твою вещь не только не редактирует, но и не читает. У тебя на глазах он отправляет ее в типографию, а потом делит с тобой все пополам: шишки и славу, хулу критиков и успех читательский. Мой ХОРОШИЙ редактор на московском Олимпе возник из сред­ них провинциальных писателей, но, быстро сориентировавшись, научил­ ся балансировать на острие ножа и втащил-таки на своем хребте целый пласт добротной современной литературы. Журнал, им редактируемый, довольно скоро занял место в ряду самых заметных столичных изданий, вокруг него кипели страсти, а редактор ступенька за ступенькой зашагал, зашагал вверх, иногда ра­ зом две ступеньки перепрыгивая. Довольно скоро оказавшись высоко, в президиумах сидел твердо, говорил напористо, с деревенским образ­ ным колоритом. Кажется, в журнале я пришелся ко двору: в одном из годовых комплектов были опубликованы одна за другой две мои повести, и, хоть негромко, имя мое замелькало на журнальных и газетных страни­ цах. Мне пошли читательские письма, как и полагается, с хулой и с похвалой, теле- и кинорежиссеры, художники-портретисты заинтересо­ вались моей персоной. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть — наступит миг и моего посвящения в «ведущие», «известные», в «мастера». У меня стало много друзей, даже враги появились, анонимки пошли — все, как полагается, и, кипя тщеславными грезами, я засел за новую повесть, НАСТОЯШУЮ, на корню проданную ХОРОШЕМУ редактору. Это была история о том, как бывший артиллерист, еще на фронте мечтавший о сцене, славе, веселой легкомысленной оперетте, вдруг обна­ руживает, что нет ни сцены, ни славы, что за двадцать пять лет после окончания войны из наивного мечтателя он превратился в толстого чи­ новника, которого местные штатские «генералы» приглашают в свои застолья — у бывшего ротного запевалы сохранился красивый тенор. Покладистый, исполнительный бывший сержант хорошо продвигает­ ся по служебной лестнице, перепрыгивая иногда через две ступеньки. Как и все кругом, Сёргей Кустов, набрался фальшивоторжественных