Сибирские огни, 1989, № 9

хи — море разливанное! Днем не добрал, нет проблем на то рестора­ ны, магазины дежурные, все для класса-гегемона и трудовой интелли­ генции! А как мы работали?! Можно сказать, как при высшей стадии — по возможности, кто сколько хотел, а все равно выполняли и пере­ выполняли! Жили, как белые люди, нечего бога гневить, жили не ту­ жили; наши любимые вожди чокались перед всеми народами шампан­ ским, а уж внизу... Пленум, конференция, расширенный партком — по­ работали, голоснули и дружными рядами, едва ли не с развернутыми знаменами — в ресторан! Гуляй, союз нерушимый! Такого прецедента не было, чтобы не обмыть новые решения-постановления. Под бурные, долго не смолкающие аплодисменты! Гли, пили, веселились, потом, правда, подсчитав, прослезились; нехорошо гуляли! И весь этот удалой карнавал ласково назвали застоем, а газеты перстом укоризненным указали на главного дирижера карнавала: вот он виновник, вельможа кремлевский! Ату его, из могилы выкинуть! Ну, детсад, ей-богу! А мы сами-то — кто пил, ел, плясал-веселился? Мы ели, пили, мы плясали! Кто — бурные, долго не смолкающие аплодисменты? Мы же, двести миллионов! Кто единогласно? Опять мы, класс-гегемон, крестьяне и трудовая интеллигенция! А вельможа, спрашивается, в чем виноват? Народ его поддерживал! Гдиногласно! Вместе развлекались целых во­ семнадцать лет! А кто, спрашивается, сейчас давится в винно-водочных очередях? Опять же мы! Хотите посмотреть на великое скопление бо­ гатырей святорусских? Ступайте в винно-водочную очередь! Там он, богатырь, там товарищ Застой! Стоит мощно и незыблемо! Стоит по всей стране великой. От Камчатки до Бреста, от полюса холода до суб­ тропиков. Гго позвали на перестройку, а он стоит. Аренда — он стоит. Вот она где, наша мощь богатырская! Миллионы богатырей, одной страстью одухотворенные, стоят в затылок друг другу. Эх, если бы эту силу направить в другую сторону, ведь горы свернула бы. Океан-море на дыбы поставила бы. БАМ в одночасье достроила бы! Д а позвать-то ее некому... — Зовут же,— возражаю я.— Какой год зовут. То ли не слышит... Капитан Ковригин помолчал, глядя в окно, за которым плыли вы­ сокие облака. — Слышит, да не верит,— вздохнув, сказал он.— Много ее обманы­ вали, силу нашу богатырскую. А расходовали как? Не любя, не жалея, с обманом, с обсчетом, а ведь она живая, не машинная. Верила, верила, да перестала. Стоит в очереди за водкой. Горько это и страшно. ...Сентябрьский денек этот оказался пиком моего Хождения по Ени­ сею Великому и фактически его финалом с горькой насмешкой. Искал топор, а топор оказался под лавкой. Так и скажу трактористу Пете, вернувшись: не вровень ли уму и таланту нашему и судьба наша? Где ь искать виноватого, что скучно нам, и зачем его искать на стороне? Не 1 лучше ли в зеркало строго и пристально глянуть, себя не прижаливая? / Пусть будет горько и обидно, но это будет правда, та правда, которая силу делает еще большей силой, зато судьбы захочется незаемной, не сильно нарядной, но собственной! На душе у меня горько, смутно; не находя себе места, я, как лу ­ натик, неприкаянно брожу по кораблю. Енисей играет с солнышком, горят по увалам первым дыханием осени обожженные березняки, обла­ ка редким овечьим стадом бредут по небу. Я поднимаюсь в рубку. — Справа по борту — Енисейск,— говорит Сергеевич.— Бывшая столица туруханского купечества. Вдоль берега одна за другой четыре церкви, четыре колокольни. Храмы легки, грациозны, они господствуют над низеньким одноэтажным городком, дремлющим в зеленых увалах. Тихой светлой радостью пахнуло на меня от сияния крестов, от белизны колоколен, купающихся в синеве неба. На глаза мои навертываются слезы восторга: как хорощи они здесь, на берегу, тварения былых поколений. Радостно было путни- 68