Сибирские огни, 1989, № 9

на белом и вороном конях — один командовал парадом, другой — при­ нимал. Двигались сбитые в плотные квадраты полки, с саблями наголо печатали шаг стройные офицеры, роняя клинки перед трибуной, на ко­ торой похаживал красивый человек в фуражке генералиссимуса. К аза­ лось, все действующие лица этого спектакля — маршалы, адмиралы, генералы, сбившие живых людей в тупые железные квадраты,— все они старались доставить удовольствие красивому человеку. Рядом с ним были еще какие-то люди, но безликая шеренга их представлялась лишь как фон, который почти не замечаешь. ОН был на трибуне один. А где-то внизу, обтекая подножье трибуны, двигалась живая извиваю­ щаяся река из тысяч и тысяч подобострастно взирающих на НЕГО снизу вверх, жадно ловящих каждый его жест и в ответ на милостивое внимание взрывающихся ликующим ревом. МАССЫ. ЕГО МАССЫ. Мы... Красив ли ОН был в тот день мая, когда ему оставалось еще жить восемь лет, я не знаю. Но это был ОН во всем величии и славе. Вождь, учитель, родной отец, пастырь миллионов, мудрый, справедливый. Он сам себе назначил эти роли, блистательно исполнял их, и не имело значения для толпы, что это были всего лишь маски. Толпы ве­ рили маскам, поклонялись им, потому что маски были величественны и любимы. Вот и Сергеевичу из дня сегодняшнего он кажется «красивым че­ ловеком»,— маски, маски, что перед вами грубая правда? И как осудить мне молодого друга, выпестованного ложью застоя, который сам был одной из ЕГО масок? Они, маски его, и теперь еще не все сорваны, ведь лишь словом осужден, но не Законом. Не развен­ чан, не проклят, не приговорен! Пуст пьедестал, но не срыт, и не взира­ ет ли с вожделением на него некто еще безвестный пока, но знающий, стоит лишь взобраться на пьедестал бывшего владыки, как повылезут из нор тоскующие по «порядку» и «принципам» красивого человека,— а имя им легион! — чтобы снова гнуть и ломать, казнить и миловать, раздавать надбавки к тучным пайкам. Ах, Сергеевич, дорогой мой капитан! — с горечью думаю я.— Вот гуднул ты, чествуя «красивого человека», но ведь гудок твой услышали и те, что лежат на дне Енисея Великого, умершие в трюмах барж и вы­ брошенные за борт с камнем на шее. И те, коих упокоили каменные сопки Колымы Золотой, и Воркуты угольной, они ведь тоже услышат твой гудок, но гуднул ты не им, в горестную их память, а ЕМУ. Но как мне упрекнуть тебя, молодой друг? Что ты знаешь о них, что мы все знаем о страдальцах, что годы и годы работали лишь за пайку хлеба и чашку баланды? Сколько их было? Десятки? Сотни ты­ сяч? Миллионы? Цифры прошедших сквозь бериевские душегубки почему-то до сих пор остаются государственной тайной. От кого? От нас самих или от Запада? Но Запад давно уже называет такие цифры, от которых волосы на голове становятся дыбом. Мы отдаем дань памяти погибшим на войне, что достойно и пре­ красно, а разве мученики «мертвых дорог» не заслужили памяти народ­ ной, душевного нашего сострадания? Ведь они, русские, украинцы, л а ­ тыши, грузины, горожане и крестьяне,— наши братья, и они погибли, НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТЫЕ! «Красивый человек»!.. Один поэт, громкое имя при жизни имев­ ший, сказал о нем: «Пусть навсегда ОН остался бы сказкою нашей». Сказкой! Зачем, дорогой коллега, сказка, а не правда? Сказки оглупляют, отупляют, довольно мы слышали их от разного рода сказочников: как на пьедестал — так и новая сказочка про молоч­ ные реки и кисельные берега. Не пора ли нам уметь рассмеяться, услышав сказочку новую? 3 Сибирские огни № 9