Сибирские огни, 1989, № 9

— Раскидай ,— кивнул он отцу. — Вам надо, сами и раскидывайте. „„япип не пязмя- Самый молчаливый и з троих подошел хиваясь, в живот, отец сломался пополам, отшвырнули. Всхлипывая, она стала разбирать поленницу, трое стоял и смотрели, отец корчился на земле. „ о,,илпот 1 . 1 - По академику выходит; все мы, участники э т о й сценки, виноваты. н о аллАСМИлу а м Ь тпжр А КЗК быТЬ С ТОМ ПОЛКОВ- мои отец, моя мать, трое опричников. И тоже, л как п НИКОМ, который послал троих подручных арестовыват ^ - нрппп ^ р ром, что дал санкцию? А с прокурором прокурора, вр^тяк-и лестницы правопорядка? Мы все одинаково винов . здесь вины разные, ну, скажем, вина жертвы и вина мучителя. Я бы еще мог понять (нет, не согласиться - лишь понять) будь академик одним из тех, кто одарил культ и его адептов блистательной « т е о р и е й » -« л е с рубят - щепки летят». Но сам академик - бывший страдалец, через Соловки и Беломор прошедший, через годы остракиз­ ма и унижений чудовищных. Но — «Я принял это как должное, как судьбу»,— вот его кредо, из коего, видимо, и вытекает: мы все виноваты. Академик — очень хороший человек, большой, весь в горении ум, но ведь из его: «Я принял это как должное, как судьбу» вытекает, что его личные Соловки, как и мрачные, пропитанные страхом десятилетия сталинизма,— наша судьба, и некуда нам от нее деться все мы в своей судьбе виноваты... Допускаю: академику, человеку огромной образованности, высоких моральных критериев, ведома какая-то истина, не доступная мне, но вот другой голос, звучащий с других высот, рассуждающий о сути культа глобально, в масштабах общечеловеческих; «Свобода... Существует ли у человечества более великая цель в веках? Мысль о свободе, пожалуй, также неизбывна и неугасима, как мысль о бессмертии человека»*. Свобода, следовательно,— мечта не только нашего народа, со­ вершившего три революции, все народы за нее борются, но, оказывается, что человечество борется, «отстаивая свободу у самого себя», вот как сложно все выглядит! Кто, следовательно, враг свободы народной? Цари-императоры? Диктаторы-узурпаторы? Олигархии? Боенно-промышленные комплек­ сы? Культы с окружением? Да нет, мы сами! Сами мы и есть противни­ ки собственной свободы, потому что, «чем больше проявляет челове­ ческий дух рвения к свободе... тем труднее препятствия на этом пути, таящиеся в нас самих, в нашем консерватизме и стереотипном мыш­ лении». Итак, в нашей несвободе повинно наше стереотипное мышление, и культы, и диктаторы в страданиях наших от несвободы вроде как ни при чем. Не готовы мы для свободы — таков ответ знаменитого писателя, и он в сущности тождественен голосу академика. И что же мне остается? Принять свою долю вины, свою судьбу и смириться, умолкнув: кто же простит дерзость не соглашаться с голосами, которые слышит и слушает весь мир! И еще рассудить надо: раз мы виноваты обоюдно, то еще неизвест­ но, кто виноватее: культ или мы сами с консерватизмом нашим и «стереотипным мышлением». Тем более культ в трактовке моего кол­ леги предстает не таким уж и страшным. Можно сказать, совсем даже безобидным. При всех своих не очень, конечно, приятных «властелинских тенденциях», которые «долгие годы» приходилось «мучительно преодо­ левать», культ наш всего-то и нехорошего натворил, что навязал «социализму аскетически холодный облик»**. Что надо понимать под этим литературным образом? Ежовские страшные списки подлежащих расстрелу? Политические процессы Бы- * Чингиз Айтматов. «Правда» от 13 февраля 1988 г. «Перестройка, гласность — древо выживания». •* Цитируется по «Правде» от 13 февраля 1988 года.