Сибирские огни, 1989, № 9
— Это почему же... стыдное? — опешил Валера. — Потому, друг, что наши анекдоты — кукиш в кармане. — Кукиш, правильно,— поддержал меня Виктор.— Залезем под шубу, чтобы дядя с палкой не слышал, и выступаем. Все шепотом, ше потом... — А как надо выступать, Витя? — Это опять капитан Валера. По хоже, они с Виктором недолюбливали друг друга. — А так; вышел на трибуну и говори, что думаешь. Громко. Без дрожи в коленках. — Тебе хорошо — громко. Ты один оратор на всю тундру. А слуша тели— песцы да медведи. Скажи, Витя, за что ты срок поимел? За смелость? Белую медведицу притеснял? — За что я срок имел — не твое, Валера, собачье дело,— нахму рился Виктор. — А вот повыступать в тундре — приглашаю Я таких, как ты, смельчаков не одного похоронил уже. Затевалась ссора, Евгений начал уже свирепо сверлить глазами Валерия, но прибыл еще один капитан, на столе появилась новая бу тылка, ссора улеглась, тем более что Сергеевич дипломатично налил дуэлянтам первым, сам с ними чокнулся. Дуэлянты замолчали, потом улыбнулись, чокнулся с ними и Евгений, и я воочию увидел наглядный пример миротворческой миссии всеми проклинаемой, всеми презираемой «злодейки с наклейкой». И опять загомонило застолье, никто никого не слушал, каждый старался кто во что горазд,— такая уж она, беседа, у нас, у русских, особенно когда по третьей да по четвертой — ни складу в ней, ни ладу. Отчего, думалось, при всем при том, что русский человек, в общем-то,— молчун: в автобусе молчит, в самолете может весь рейс просидеть рядом с тобой промолчать, на собрании молчит, в очереди кряхтит, но молчит, а стоит ему выпить для храбрости, откуда что взялось: рта никому не даст раскрыть. И не только одному так называемому простому народу свойствен этот феномен загадочный. Только что в перерыве между заседаниями говорил с тобой на ушко коллега твой, достойнейший человек, от ре чей его дерзких тебя аж в жар кидало. Но кончился перерыв, коллега вызван на трибуну — и потекли благонамеренные кисло-сладкие речи, дивишься, пораженный: куда же подевался тот отважный воин, который только что поверг тебя в трепет? Балагур Валера, задиравший то одного, то другого, снова добрался и до меня: — Вот вы писатель, а я что-то про вас не слышал. — Так ведь и я про тебя, капитан Валера, тоже ничего не слышал. — Ладно, один — ноль. А как вы расцениваете такого писателя, как Юлиан Семенов? — Никак не расцениваю. — Как же так — никак? Вся страна — не оторвешь — сидит перед телевизорами. — А может, капитан Валера, оттого у нас и колбасы мало? — пред положил я. — Что всей страной у телевизора сидим? — Про колбасу Юлиан Семенов не пишет. Он про Сингапур, про Париж. Про разведчиц — завлекательные стервы! Насмотришься — от своей законной рыло потом воротишь. На пол спать ухожу. — Твоя баба должна в суд подать,— загалдели капитаны. — На Юлиана твоего, Семенова. Семью разбивает. — И правильно сделает, если подаст,— пытаюсь я попасть в тон шутки. — Сделали такой опыт. Научили читать обезьян, прочитали они хорошие книги, сделались людьми. Даж е звено арендное организовали по выращиванию бананов. Потом им дали Юлиана Семенова про ра з ведчиц, они снова превратились в обезьян. — Ну, Валера, скоро тебе в зоопарк, гориллой станешь. У него в каюте все книги до одной — про шпионов и разведчиц.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2