Сибирские огни, 1989, № 9

Что поделаешь? — наша фантазия, вскормленная классикой, по­ стоянно скатывается к наезженным трафаретам мелодрамы, каковую «не презирали» даже такие гиганты, как Толстой и Достоевский. Все оказалось и проще, и грубее, как рассказал мне позже мой ка­ питан. Она работает вместе с мужем, вторым штурманом, но в одном из застолий они оказались рядом с кудрявым херувимчиком, потихоньку смылись и теперь кочуют с корабля на корабль, причем, муж все знает. Вчерашняя ночь в соседней с моей каюте была у них не первая, тогда, спрашивается, как объяснить слезы, весь этот накал страстей? Не по­ нимал этого и мой молодой капитан: дурь бабья. Раскаянье в грехе Сергеевич не то что отвергал — он такой материи просто не допускал. Какая, к черту, драма, у нее каждую навигацию — новая любовь, раза четыре уходила из дома. Побегает — снова тащится домой, одни мослы, а муж все равно принимает. Чем взяла халява мужика, неизвестно. «Я бы давно утопил такую,— признался Сергеевич. — А он говорит: «Что это даст? У нее своя жизнь, у меня — своя.» Вот так архисовременно, только зачем эти публичные лобызания у всех на виду? Рыдания ночные на весь причал? Почему все так не­ ряшливо, напоказ, тем более что женат и херувимчик в локонах? Вот как далеко продвинулась Русь по пути женской эмансипации после Анны Карениной, ушедшей от старого мужа к кавалергарду! Великосветская, говорившая на иностранных языках дама пробила до­ рогу последующим поколениям русских женщин, восставших против рутины застойного семейного уклада. ...Сергеевич все-таки съездил к мужу, попросил его увезти заблуд­ шую. Тот отказался. — Зачем? — ответил супруг. — У нас семья, а не тюрьма. Пере­ стройка же, Сергеевич... ...Уроки демократии Я пристал к Сергеевичу с просьбой повозить меня по кораблям с моей анкетой, представляя капитанам ученым-социологом. Но то з а ­ бастовка (кстати, она окончилась победой шоферов, и нас уже разгру­ жали), то в «машине» требовалось что-то срочно подлатать. Допускаю, Сергеевичу не очень нравился мой «театр» с анкетой, и он тянул, не го­ воря ни да, ни нет. Мне же анкета вручала добрый козырь, придавая моим опросам- интервью ученую серьезность, и в то же время сохранялась в них некая приватность, интимность. Социолог с точки зрения интервьюируемого — всего лишь ученый- очкарик, которому позволительно набрехать семь верст до небес, на что я как раз и рассчитывал. Результаты предыдущих своих «исследо­ ваний» я оценил очень высоко, особенно удачной представлялась мне беседа с рыжим лидером забастовщиков. В анкету для опроса капитанов я внес, как мне показалось, чрез­ вычайно хитрый акцент, поставив первым пунктом — просьбу расска­ зать о себе. Биографические данные. Расчет сделан на известную слабость человечества — жажду популярности. Не ахти какая птица — социолог, но все же бумага в руках, и быть зафиксированным в ученом документе — не означало ли в каком-то смысле остаться в вечности?.. Я пожалел, что не ношу очков: ученому-очкарику, я уверен, сограж­ дане открываются охотнее, чем служителю прессы, которая, неизвестно, как там еще тебя представит на газетной странице. Я уже решил, Сергеевич забыл о моей просьбе, но ошибся. Вернув­ шись из города, я нашел на столе записку с приглашением зайти по прибытии в каюту капитана. Сергеевич сам распахнул передо мной дверь, пропустил вперед. Каю­ та была полна народу. Усадив напротив себя, Сергеевич коротко представил: — Знакомьтесь. Тут весь цвет Енисея.