Сибирские огни, 1989, № 9

— «Нет, учить красоте. Но не вас. Не детей ваших. Детей ваших детей учить понимать и создавать прекрасное». А пока мь” беседуем, в раскрытую дверь, попросив разрешения, з а ­ ходят дети, очень веклйвые, ухоженные, ярко одетые: на севере - культ детей. . — Что тебе, Ирочка? — спросит хозяин кабинета. И, пояснив девочке, как и что надо поправить в вылепленной ею пластилиновой пегой лошадке, отпускает малышку с отеческой улыб­ кой. — Моя бабушка п р о ж и л а 117 лет. До последнего дня работала в колхозе, вечером вернулась с тока, сказала снохе: устала, отдохну. Се­ ла, задремала... и не проснулась. Я показал ему свою перестроечную анкету но собеседник мои по- чему-то решил что должен рассказать биографию, и начал с бабушки- казачки, которая прожила 117 лет, не хуже казака рубила лозу и роди­ ла одиннадцать душ. _ , Нет ничего более утомительного, чем слушать биографию из уст самого биографа, повествование о самом себе, человека ничем не приме­ чательного, во всех отношениях среднего, жизнь которого куда-то к а ­ тится от одной жены к другой, от одного жизненного завала к другому, постоянно попадает в скверные истории, нервному, страдальчески само­ любивому, которому всюду мерещатся либо враги, завистники, либо кумиры, которые одаривают их своей милостью... — Я был маленький, грудной. Меня завернули в пеленки и положи­ ли под стог, жеребенок взял сверток со мной в зубы, стал бегать. За ним погнались, он — убегать. Бабушка сказала: не троньте, сам прине­ сет. Жеребенок наигрался мной, положил под стог. Когда организовал­ ся колхоз, жеребенка отвели в общую конюшню, он вырвался, прибежал домой, упал посреди двора — сдох. Картинно-картонные истории, надо сказать, постоянно случаются с такого рода героями. Это их стихия — приукрашивать себя невинными придумками, вроде жеребенка, который играл ими, а потом сдох. Слу­ чилось так, что служить ему пришлось в одной из самых прославлен­ ных дивизий — Кантемировской, приезжал к ним^ сам Г. К. Жуков и будто бы, всех приветствуя, пожал и ему руку, удалой маршал. И будто бы работая настройщиком на хлопчатобумажном комби­ нате, где получил звание лучшего в отрасли, одновременно оформлял спектакли местного кукольного театра, и сам Сергей Образцов, восхи­ щенный его работами, пригласил художника-самоучку в Москву, на что якобы последовал ответ: «Первым у вас я не буду, а двести первым не хочу». Естественно, жена у него была красавица, талантливая актриса, но, как почти все актрисы, морально неустойчивая. У нее всегда имелся поклонник, и не один, не два, она меняла их постоянно, однажды ее видели отдавшуюся заезжему офицеру-отпускнику на могиле знамени­ той актрисы. — Простите,—- робко вклиниваюсь я .— Тут в моей анкете есть вопрос... — Да, да, насчет перестройки — очень интересно. У меня масса мыслей по этому поводу. Так вот, когда жена вернулась из турпоездки, мне сказали, что она редко ночевала в своем номере, однажды видели, как трое негров увезли ее в горы. Когда я упрекнул ее: у нас же дети, она ответила: «Я на свете живу один раз». Мы расстались, потому что после турпоездки она забеременела, восемнадцать лет уже я плачу сыновьям алименты, хотя они обо мне ничего не знают, а я не напра­ шиваюсь. Зачем? Пусть вырастут— разберутся сами. Много темного представлялось во всех этих путаных историях, люди такого сорта очень любят смаковать подробности собственной жизни — род болезни, наверное, и непременно будет масса чертовщины, вроде блуда на могиле знаменитой актрисы, турпоездки с цветными любовниками, и почему-то закрадывалось подозрение: не удрал ли 34