Сибирские огни, 1989, № 9

висели по всей стройке: равняйтесь на Ивана Филиппова, землекопа- новатора! О нем писали газеты, шумело радио, сообщалось, между про­ чим, что за стахановский труд герою выдается не одна, а две продукто­ вые карточки. На все: хлеб, рыбу, крупы. Уже после войны по редакционному заданию я разыскал бывшую знаменитость в подсобном хозяйстве КМК, где он работал сторожем- конюхом. Ему было много за семьдесят, и напрасно я подступал к ге­ рою со своим блокнотом: сколько ни бился, ничего путного о героичес­ ких тридцатых так и не удалось выколотить. «Всем на карточки два фунта, а мне — четыре. Буханка с привеском да премия — фунт. В сто­ ловке всем — котлета, а мне — две. Всем кисель, а мне два киселя. Лю­ дям молока кружка, а мне — литра». Прозвище у знаменитого землекопа было Человек-лопата. Так я и озаглавил было свой очерк об Иване Филиппове, легенде тридцатых. Однако редактор, умокнув перо в чернильницу, поправил название: «Человек-экскаватор». ...Забастовка Здешние шоферы гоняют по причалам, как черти, а вчера была пятница, в «деревне», как зовут Диксон речники, работал винно-водоч­ ный. Праздник, следовательно, «страстная пятница». Мужское населе­ ние города отоваривалось, шоферы — тоже, потому трогали так, что МАЗы вздыбливались, будто норовистые кони. Шоферы из своего хорошего настроения секрета не делали, парни молодые, у каждого в кабине по одной, а то и по две хорошенькой мор­ дашки, девчонки тоже веселенькие. Не знаю, отмечали ли «страстную пятницу» крановщики, но работа шла споро, днем и ночью краны взвы­ вали моторами за окном моей каюты. На работу портальных кранов можно смотреть часами. Высочен­ ная башня на широко расставленных ногах движется легко, плавно; подбоченившись жилистой рукой, кран катится туда — обратно, вдруг замирает, как в медленном танце. Вчера мы ждали очереди, причалившись с подветренной стороны. Разгружали пришедшего со щебенкой соседа. Палубные крышки сдвинуты, кран опускает в пропасть трюма широко ощеренный ковш, троса натягиваются, звенят, бешено крутится какая-то железная вер­ тушка. Легкий взъем — и поплыл, поплыл полный с верхом ковш, просыпая сквозь ощеренные зубы струи щебня. Завис над кузовом са­ мосвала, уронил с грохотом свою гигантскую пригоршню. МАЗ лихо трогает, девчонки в кабине взвизгивают, стучат доски настила. А под богатырски расставленные ноги крана въезжает очередной МАЗ, ты­ чется колесом в ограждение и вдруг начинает разворачиваться на по­ воротном круге. Девочки в кабине хохочут — карусель бесплатная... Давно рассветало, а на причалах тихо: краны не работают. Съе­ хавшись близко, они затихли, уронив к своим ногам стальные глыбы ковшей. МАЗы, уткнувшись друг в друга тупыми рылами радиаторов, замерли вдоль причала. Стоит с недоразгруженными трюмами наш со­ сед, сегодня должна была начаться разгрузка «Ивана Назарова», и Сергеевич распорядился уже открыть трюмы... Ходят по причалам какие-то люди в касках и без касок, все началь­ ственного вида, громко разговаривают, время от времени сбившись кучками. Шоферы кто книгу читает, кто спит в кабине, человек десять, сидя прямо на досках причала, молчат, курят. Ии одной девчонки в кабине, и довольно даже беглого взгляда — ни у кого ни в одном гла­ зу. Так она выглядела внешне, забастовка на причалах порта Диксон, первая в жизни, виденная мною собственными Глазами. Показанная не в кино, происходящая не там, где ей должно происходить по законам политэкономии, в пучине загнивающего капитализма, а у нас, где это­ го никогда не было и быть не могло!..