Сибирские огни, 1989, № 9

Брезентом осеннего неба Тебя от дождя укрою, Последняя паутинка Коснется твоей щеки. Я знаю — что бьнло — небьяль, Я вижу, как под корою В немеющей древесине Впадают в спячку жуки. Прозрачным осенним пледом Укутай плотнее плечи. Вдохни еле слышный запах Холодной сырой коры. Полгода не будет пета. Всегда после чета — нечет. И скоро в еловых лапах Качнутся, звеня, шары. Не бойся ветров и снега. Не бойся застывших листьев. Зима будет лучшей свахой Для наших спокойных губ. Наверное, все-таки небо Читает чужие мысли. Не зря так похож на плаху Тяжелый облачный сруб. Пойдем, уже зябнут руки. По листьям крадется вечер, И нам не найти тропинки, И глушит туман голоса. Недавнего лета память И близкой зимы предтеча — Последняя паутинка Блестит в твоих волосах. ы= я не читаю твоих писем. Они лежат нераспечатанные Где-то там, В нижнем ящике письменного стола. Я бы сжег их. Но у меня в квартире Только электропечь. Ты помнишь, Я читал твои письма Когда-то давно. Ты была тогда близкой, И письма грели меня. Теперь ты чужая. А я не читаю чужих писем. Я вновь шагнул из пустоты. Мне ничего не говорящей. Туда, где желтый лист обрящет Покой брусчатки мокрой. Чаще Бывать здесь мне мешает стыд. И стыд и в палы^ах желтых дрожь Напрасны, Мало здесь знакомых. Поскольку нет в помине дома, Где счастьем мне казалась ложь Под утренний пичужий гомон. Теперь на месте цветника И золотых шаров качанья У гаражей бренчат ключами Два-три угрюмых мужика. Нет сада, нету даже пней. Есть трансформаторная будка. Дверь плотно пригнана. На ней Промокший череп, скалясь жутко. Напоминает маску мне. Зачем я здесь! Костлявость крон Полуопавших. Видно, милый. Скрывать следы того, что было, У времени есть свой резон. Я ухожу. А за спиной Другая жизнь, чужие лица, И на брусчатку лист ложится Короткопалой пятерней.