Сибирские огни, 1989, № 9

бархатами, я часто вспоминал о прелестных героинях «Золотых яблок». И вот однажды мы с моим другом Колей Калмыковым купили в киоске книжонку, вернее — брошюру, с биографией адмирала. Но прежде чем рассказать о том, как мы ее прочли, я напомню чи­ тателю о Коле Калмыкове. Это был, пожалуй, единственный мой друг по гимназии. Я помню, как в день вступительного экзамена на гимназическом дворе ко мне, полному и румяному, подскакал на одной ножке очень худенький мальчик со скрещенными на груди руками. Он подскакал, возможно, из любопытства — посмотреть, почему я такой румяный и толстый. Так он и остановился, созерцая со скрещенными руками и чуть склоненной головой. Казалось, эта встреча могла закончиться дракой, но она завершилась разговором о литературе. И отчетливо помню, как, в конце концов, он спросил: — А ты читал «Флорентийские ночи» Гейне? Оказалось, что я не читал. Мы подружились с Калмыковым. Он познакомил меня со своими детскими стихами. Я его со своими. Мы, к ужасу его мамы, читали Уайльда, Ибсена и Йенсена, Теодора Амадея Гофмана и Гуго фон Гоф­ мансталя. И вот мы с Колей Калмыковым и купили ту брошюру, о которой я сказал выше. Эта биография адмирала написана была, как мы сразу определили, ужасно льстиво и верноподданно. Не будучи поклонниками верховного правителя, мы наперебой отмечали пошлости и трюизмы этой агитки, и вдруг я понял, кто ее написал. Разобрал и имя автора. — Смотри! — сказал я. — Автор «Золотых яблок», неужели это он! Калмыков тоже читал «Золотые яблоки». — Как низко нужно пасть, чтоб после «Золотых яблок» написать такую книжонку! Я сказал это, хотя мне не былой четырнадцати лет, сказал со знанием дела, с искренним убеждением, потому что понимал толк в литературе в каком-то смысле, может быть, даже и не хуже, а лучше, чем сейчас. Как свежи детские восприятия природы, так могут быть све­ жи и восприятия литературы, и не поэтому ли ученики младших клас­ сов, как не любили прежде, так и не любят ныне всякой благочестивой чуши. Калмыков, мне кажется, разделял мои чувства. Насколько мне помнится, уже в это время он написал свои стихи, заканчивающиеся словами: Бокал мне с ядом кто-то дал. Сказав небрежно: — Это выпей! ...Едва ли бы все оправдал Такой мудрец, как мудрый Гиппнй. Итак, мы не разошлись во мнениях насчет жалкой брошюрки, пре­ возносившей верховного правителя. Через несколько дней мы с Калмыковым решили покататься на лодке. Лодочная пристань была у мостков купален, как раз напротив особняка Батюшкина, резиденции адмирала. Мы взяли лодку и вышли на середину реки, на фарватер. В это время — откуда ни возьмись — на реке появился глиссер, он пронесся вдали от нас, но затем, развер­ нувшись, пошел нам навстречу. - - Давай срежем ему нос! — сказал я Калмыкову. — Давай! И мы пошли наперерез. Расчет был точен. Я обладал достаточным глазомером, чтоб «срезать носы» пароходам. Глиссер, конечно, несся быстрее любой моторки, но мы проскочили как раз в самое время, при­ чем я заметил на нем одного человека, стоявшего неподвижно в отли­ чие от других, заругавшихся в рупор и грозивших нам кулаками. Мы, качнувшись на волне, пошли обратно к купальням, но и глиссер, сделав новый разворот, примчался туда же чуть раньше нас. Он причалил к 18