Сибирские огни, 1989, № 9
ного достоинства основывалось на его ге неральских отличиях». «Обвел он (Сыромятин.— А. Г.) горницу взглядом и впервые жестко подумал: дом-то ведь с ним помрет. Отродясь на Руси такого не бывало, а теперь будет — некому после нас родовое гнездо блюсти, землю обраба тывать, над великой рекой хозяйствовать». Причины наметившегося размежевания поколений, убежден автор, едва ли возмож но свести к общему знаменателю. Если глав ной разлучницей для Серафимы Лукьяно вой, лишившей ее дочери, можно признать войну, то Куликов во всем происходящем в его семье винит прежде всего самого себя. И в этом есть резон. Занятый важными го сударственными делами, он «просмотрел» сначала дочь, потом — внучку. Виинт-то себя старый генерал, конечно, винит, но где-то в глубине души осознает, прислушиваясь к циничным рассуждениям внучки о любви и современной жизни, что, наверное, нынче «и сам воздух на земле от личается от того воздуха, которым он ды шал в своей юности: безрассудной, горячей, наивной и искренней. Впрочем, разве же не было в его юности рвачей и приспособлен цев? Нет, наверное, здесь что-то не так. Просто его всегда окружали люди, чьим принципом была бескомпромиссная борьба за нового человека. Они тогда считали, что этот долгожданный новый человек родится уже в следующем поколении. Но следующее поколение прошло войну и голод, через культ личности, вобравший в себя страх и страдание... Видимо, в силу именно этих об стоятельств оно не смогло стать идеальным. Но вот этому, послевоенному поколению что мешает превратиться в тех новых людей, о которых мечтали их деды? Все условия для этого созданы, историческая ситуация (со рок лет без войны) благоприятствует этому, а где он, этот новый человек?» То, что «здесь что-то не так», что сегодня (а современный пласт изображаемой дейст вительности в повестях Вяч. Сукачева при ходится на самый расцвет так называемого «застоя») «сам воздух на земле», сама удушливая атмосфера социального (а с ним морального и нравственного) разложения является губительным воздействующим фак тором, вполне подтверждается примером семьи Сыромятина — удивительно, казалось бы, крепкой, десятилетиями жившей проч ным полупатриархальным укладом. Ведь и ее тронула трещина разлада, возникшая под давлением разрушительных общественно-по литических процессов последних десятиле тий. И вполне закономерным видится тот факт (автор не стал фальшивить в угоду благообразной закругленности судеб своих героев), что последняя воля Сыромятина, завещавшего разлетевшимся по свету детям своим собраться и жить под крышей роди тельского дома, так и осталась невыполнен ной. И снова не спешит писатель с готовыми выводами, прекрасно понимая всю глубину и сложность затронутых проблем, опять не торопится противопоставлять «век нынеш ний» «веку минувшему». Более того, он убежден, что духовная диффузия поколе ний, утратив былую силу, тем не менее не исчезла. Поэтому в повестях Вяч. Сукачева не только «отцы» пытаются понять, чем ды шат их «дети», а заодно передать им луч шее, что имеют, но и молодые персонажи при всем их эгоизме, налете цинизма, при кажущейся их бездуховности с искренними, тем не менее, уважением и заинтересован ностью относятся к «отцам», вольно или не вольно сравнивают себя, нынешних, с ними, тогдашними,— их сверстниками. Как делает, это, к примеру, внучка Куликова .Луиза.. Разбирая после смерти деда его письма, размышляя над ними, она в какой-то мере отвечает на его собственные вопросы, каса ющиеся «новых людей»: «Интересно,— задумалась Луиза,— на сколько оправдались его надежды на после военную жизнь? И как он видел меня, новое для него поколение? Мог бы он о всех ска зать — «поколение это отличное»? Навряд ли... Но... Видимо, все дело в том, что на на шу долю пока не выпали испытания, по силе равные минувшей войне. И пока они не вы пали — невозможно проверить нас по шкале генерала Куликова. А надо ли по ней про верять? Ведь жизнь идет вперед, и не без нашего участия вместе с любовью к тряп кам, машинам, комфорту мы все-таки дви жем ее вперед... А что, надо будет, пойду и на трактор, и в доярки пойду, в госпиталях буду за ранеными убирать...» Можно (и, в общем-то, справедливо) скептически относиться к наивной уверен ности, что, мол, когда понадобится, пробьет час и т. д., молодежь мигом мобилизуется и себя покажет (самым достойным, разумеет ся, образом), что некая экстремальная ситу ация все расставит по своим местам. Хоро шо уже, однако, то, что Луиза — эта не сколько экзальтированная и экстравагантная женщина, представляющая определенный — и немалый — слой так называемой «золо той молодежи»,— вообще всерьез задумыва ется о подобных вещах. Значит, не напрас ны усилия Куликова, не погибли в застой ном зное семена, брошенные поколением «отцов» в политую кровью и солдатским по том почву, значит, остается надежда, что зазеленеют и окрепнут проклюнувшиеся ростки. И, по-моему, очень верно поступил Вяч. Сукачев, заканчивая повесть «Колыбель ду ши» фронтовыми письмами Куликова — эти ми своеобразными свидетельствами эпохи, которые уже сами по себе, вне сюжетной связи произведения, оказывают сильное эмо ционально-психологическое воздействие. Со вершенно закономерно, что и для Луизы становятся они поворотным моментом, поз воляющим ей по-новому взглянуть со сторо ны на себя и свое поколение, оценить его в зеркале судьбы и свершений военных свер стников. Читая повести военного цикла Вяч. Су качева, невозможно не обратить внимание еще на одну, очень важную для писателя, тему — тему беззаветного мужества и стой кости русской женщины, вынесшей на своих плечах военное лихолетие, сумевшей пожертвовать личным во имя более гранди озного и необходимого общего. Тема эта, столь близкая и дорогая автору, не замыкается на образе Серафимы Лукья новой, непосредственной участницы боевых действий. С неменьшей теплотой пишет Вяч. Сукачев о хлебнувших полной мерой горя и трудностей женщинах военного тыла, таких, как супруга Сыромятина Степанида Ильи нична, как жена Куликова Капитолина Его ровна, всю войну проработавшая в МТС на тракторе, как бессменный колхозный пред
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2