Сибирские огни, 1989, № 9

личия. Один из них, сидевший на корточках возле нетопившейся печки, был мне не знаком вовсе, двое же других, оба рыжеватокудрявые, пока­ зались мне теми самыми, которых я ищу. Во всяком случае, я сказал им, что мы встречались у Сорокина, и он теперь послал меня к ним на по­ мощь — ведь как-никак я могу быть и художником, но не под своим име­ нем, потому что под своим именем я буду выступать как поэт,— а под псевдонимом, хотя бы Аттик Тюрго. — Но почему у вас так холодно? — спросил я.— Почему вы не то­ пите печку, когда кругом дрова? —- и показал пальцем на двор за окном. И тогда один из них сказал другому: — Ха! Ты слыщищь, он говорит: дрова! А другой, улыбнувщись во все зубы, сказал уже мне: — Это не дрова, а мерзляки, колчаковские мертвяки-мерзляки. По­ нятно Вам, товарищ Аттик Тюрго?.. А изостудия закрывается. Вы при- щли слишком поздно, мы завтра разбредаемся кто куда... —- Мне кажется, что один из них был Игорь Славнин,— сказал я на следующий день Антону Сорокину, повествуя о своем визите в Кре­ пость.— А второй, которого я тоже видел однажды у Вас, как будто бы Тронов. А кто третий, не знаю. — Тронов — возможно! — ответил Антон Сорокин.— А Славнин — едва ли, скорее это мог быть Вощакин. Да, скорее он, а что до Славни- на,^то он, думаю, бежал стремглав на Восток. Несчастный! Едва успел выйти из тюрьмы, как напечатал перед самым крахом колчаковщины хвалебные стишки о дружинниках святого креста и зеленого полумесяца. А знаете ли, за что он сидел? За клептоманство. В раздевалке Коммер­ ческого клуба получил по поддельному номеру наугад чужую доху, ко­ торая за ним волочилась, как шлейф, потому что он маленького такого ростика! Действительно, ни один из моих недавних собеседников не был такого ростика. И, выслушав Антона Семеновича, я склонился к мыс­ ли, что, должно быть, со мной беседовал скорее Вощакин, которого я не знал лично, но чьи стихи мне очень понравились. До сих пор помню наизусть строки из его стихотворения, помещенного в какой-то га­ зетке: Где памятник, как призрак Голиафа, Закатная скрывает мгла. Стальная мачта радьотелеграфа Пронзает небо, как игла. Это он написал о радиомачте, на самом деле поставленной Колчаку интервентами почти в центре Омска — на площади у товаро-пасса­ жирских иртышских пристаней. Правда, никакого памятника, похожего на призрак Голиафа, там не было, это было только для рифмы, но все остальное соответствовало действительности: Внизу авто фырчат, рычат, как звери. Кинематограф — лавочки феерий — Цветные рассыпает огоньки. О, радио, ты мировой глашатай! Вот какие стихи писал Александр Вощакин, не зря объявивший себя в советском Омске, уже после краха колчаковщины, футуристом. Мне нравились и другие его, напечатанные при Колчаке, но явно иронические стихи о колчаковском Омске: «Ех опеп4е-1их] — сказали. — Здесь возрождение свершится!» Вот реют флаги на вокзале Над новою столицей. Прикрыв лицо степного зверства Культурной беженскою пленкой. Такою хрупкою и тонкой. Возникли в Омске министерства. Во всем подобие столицы, В двенадцать пушка бухнет ровно, А Любинский — Тверская словно,— Мелькают экипажн, лица.»