Сибирские огни, 1989, № 9
— Ты вот много, говоришь, ездишь. А за мечал — чего люди в деревню везут? — без всякого перехода спрашивает он меня и, прищурившись, ждет ответа. Замечал. Еще как замечал. На автостан циях вологодских, владимирских и на наших, сибирских, бросается в глаза одно, общее; везут резиновые сапоги и фуфайки, везут тазы и полиэтиленовые ведра — самую что ни на есть необходимость, везут, чтобы по баловать ребятишек, лимонад и пирожное, кукурузные палочки и печенье — редкое нынче для деревни лаксшство. А где же зна менитые квасы, пироги и шаньги? Разучи лись, выходит, или обленились сельские жи тели? Есть и такое. Но сказать только так — значит сказать полуправду. Другая половина правды в том, что стряпать в де ревне не из чего. Нельзя купить дрожжей, нельзя купить муки — нет их в сельских ма газинах. Зерно же, которое выдают колхоз никам после уборки, негде с м о л о т ь д а в ным-давно исчезли мельницы. Приходится скармливать его, центнерами, скоту и птице. Ну, да ладно, бог с ними, с пирожками- лимонадами, в конце концов никто без них не отощал, но вот хлеб... Привозят его, как правило, из райцентра, где завод никак не могут привести в нормальное, рабочее со стояние. Ел я тот хлеб. На Вологодчине, на Владимирщине и в родной Сибири. Булки измятые, крошатся — кучи крошек, пока^ре- жешь, сам хлеб пресный, непропеченный — комок теста, да и только. И нисколько не удивляешься, если обнаружишь в такой бу ханке кусок мешковины, либо иной какой предмет. Но и за таким хлебом в сельских магазинах — очереди. Вовремя не успеешь, останешься ни с чем. А уж сами сельские магазины... Такой тоской веет от прилавков, заставленных рыбными фрикадельками и трехлитровыми банками с березовым соком, что впору завести разухабистым голосом, как один подгулявший мужичок, запевший при мне в магазине «ностальгическую» пес ню: «И родина щедро поила меня березо вым соком...» На столе у Григория Иваныча хлеб, вдо бавок ко всему, еще и сухой. Он берет с клеенки кусок, держит его на темной, мо золистой ладони, словно взвешивает. Я лихорадочно подсчитываю годы, и получа ется, что хлеборобский стаж Григория Ива ныча почти четыре десятка лет... — Крякнулась жизнь,— по-прежнему спо койно и без нажима говорит он.— Главное чего-то в ней надломилось. И выходит, что не шибко-то мы кому и нужны. А ведь когда-то из этих самых краев не только везли хлеб, переваливая «челябин ский перелом», но и торговали маслом с центральной частью России, Амстердамом и Лондоном. Приведу лишь несколько выдер жек из сборника статей «Сибирь. Ея совре менное состояние и ея нужды» (СПб, 1908 г.). «Из Сибири было отправлено масла: в 1898 г.— 149000 пуд., в 1900 г.— 1.087.000 пуд., в 1902 г.—2.126.000 пуд., в 1905 г.— 2.396.000 пуд., в 1906 г.— 2.973.000 пуд.». «Весьма важной является непосредствен ная связь маслоделов с европейскими рын ками. Этой цели могут служить товарищест ва по' сбыту масла. Первые шаги в этом на правлении сделаны Курганским товарищест вом, которое отправляет масло на европей ский рынок». «Дела маслодельной артели ведутся ар тельным старостой или советом уполномо ченных, т. е. выборных, от членов предприя тия. Совет следит за ведением дела, за дей ствиями старосты и имеет право следить за молоком артельщиков в их дворах. Для де нежной проверки старосты выбираются осо бые учетчики. Техническая сторона дела ар телей находится обыкновенно под наблюде нием и руководством местного инструктора». Организовало все это, вдохнуло жизнь в огромное предприятие то самое «неграмот ное, темное, реакционное и т. д.» крестьянст во, вслед которому, давно ушедшему, в спи ну уже, еще плюют и по сей день не могут наплеваться иные неблагодарные потомки, навешивая за одно только доброе слово о нем по три-четыре ярлыка сразу, так что че ловеку, сказавшему это слово, ничего не остается, как пойти и сдаться властям — на столько уж ярлыки страшны. Но вернемся к псшести Григория Иваны ча. — А, может, не надо, а? — совсем по-дет ски, просительно, обращается он ко мне.— Это ж не байку затравить, если про всю-то жизнь рассказывать. Знаешь, как старое-тв ворошить? Душу рвать и ниче больше. .Аолчу, хочу, чтобы он решил сам. — Ладно, раз уж специально приехал. Авось и на пользу пойдет. Значит, с самого с начала...— Григорий Иваныч трет шрам на щетинистом подбородке, и плечи его под клетчатой рубахой снова вздрагивают, как тогда, на улице под режущим ветром.— Жили мы тут спокон веку, чалдоны корен ные. Изба у нас возле озера стояла, на крайней улке. Там и родился, на рождество. Морозы, мать рассказывала, страшенные хряпнули, бабку-повитуху пока везли на санях с другого конца деревни, она нос успела отморозить. А тяти дома не было, он у нас партизанил, через месяц только вернулся. Два брата его, дяди мои, сгинули. Прятались, когда колчаки мобилизацию объявили, поймали их, выпороли и в армию. Без следа пропали. После тяте припомнили братчиков, ну, да это история другая, до беремся. Вернулся он, радость, конешно, первым сын родился. И война опять же на исходе, и хозяйство худо'бедно, а сохрани лось. Братьев ждал, не верил, что пропали, планы строил на жизнь. У него присказка такая была: «Земля есть, коня накормим, а руки и голова — свои, не заем ны о Кто знал.... Да, кто мог знать тогда, что ждет в буду щем простой крестьянский род, усеченный уже больше, чем наполовину гражданской войной. Этой войне сибирское крестьянство сопротивлялось и не втягивалось в нее до последнего, смутно предчувствуя трагедию братоубийства и пытаясь от нее отшатнуть ся. Не получилось. Колчаковский режим взял за глотку: мобилизация в армию, сбор старых недоимок, массовые порки, в том числе уважаемых обществом стариков и женщин. В ответ Сибирь полохнула мощ ным костром партизанского движения. Но не так все было просто, как рисовали нам долгое время в учебниках истории. Обратимся к документам той поры. «Сибирское крестьянство, реакционное в силу своего экономического бытия по отно шению к пролетарской революции, стало теперь крупным революционным фактором свержения буржуазии. Сибирское крестьян
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2