Сибирские огни, 1989, № 9
Михаил ЩУКИН молю ПРОЩЕНИЯ... Т ри дня над этими плоскими, степны ми местами буянила падера. Зима за мешкалась, до самого конца октября не уронила зазимка, и все, что виделось во круг, было гиблым и серым. Серым казался даже ветер, который стегал лицо мелким песком, свистел в выбитых окнах брошен ных изб и гулко, надсадно ухал в уцелев ших трубах давно остывших русских печей. Мы шли по Деревне. Бывшей Деревне. Еще угадывались в ней улицы и переулки, обме танные, как щетиной, густым сухостоем по лыни и крапивы, еще скрипели под ногами полусгнившие деревянные мостки, еще стояли кое-где целыми ограды и ворота, но все уже тронуто было прахом тления и ухо да в небытие. Деревня умирала и все-таки не умерла окончательно, потому что рядом со мной, приезжим человеком, шел ее по следний житель. Ладонью оберегая слезя щиеся глаза, Григорий Иваныч тяжело шаркал по земле кирзовыми сапогами, вздрагивал плечами под старенькой фуфай кой, неся на них тяжкий груз шестидесяти восьми несладко прожитых лет. Был он спокоен, несуетлив и на мир, его окружаю щий, смотрел строгими и, кажется, все на перед знающими глазами. Останавливался возле очередной избы, глухо покашливал и обстоятельно рассказывал о бывших ее жи телях. Он помнил их всех, поименно, живых и умерших. В конце переулка завел меня в старый, крестовый дом. Крыши на доме уже не было, как не было дверей и окон, но сте ны еще дюжили, как дюжил и пол, настелен ный из толстых, широких плах. Возле печки виднелась в плахах довольно глубокая лож бинка, будто специально выбранная стамес кой. Поначалу я даже не сообразил; что та кое? — Хозяйки ногами вышоркали,— пояснил Григорий Иваныч, заметив мое удивление.— Стоко-то лет варили-парили, все на одном месте крутились, вот и образовалась. Хвати, так целую роту выкормили, изба-то старая... Я нагнулся, потрогал ладонью гладкое и холодное дерево. Стало зябко. Давно заме тил, что возле холодных печей мерзнешь сильней, чем на улице. Поторопился выйти. Но деревянное углубление возле печки, в куте, как говорят у нас в Сибири, еще не раз в этот день вставало перед глазами, и мне все чудилось: гудит яркое пламя, заги бает в дымоход красные языки — теплый, жилой дух наполняет крестовый дом, каж дый его уголок... Но ветер хлестал по лицу мелким песком, насквозь просекал мою кур точку, и видение исчезало, как дым. Снова я видел пустые глазницы окон, сорванные с петель двери, развороченные крыши, просев шие чуть не до земли хлевы и сараи и слы шал, кроме ветра да покашливания Григо рия Иваныча, противный скрип оторван ной доски на заборе, держащейся на послед нем гвозде. Деревня умирала. И все-таки еще не умерла. Седьмой год, после того, как вычеркнули Деревню из всех списков, живет в ней Гри горий Иваныч. Он смотрит на меня при щуренными, покрасневшими глазами, трет щетинистый подбородок, наискось рассе ченный глубоким шрамом, и, явно жалея меня, продрогшего до последней косточки, спрашивает: — Поглядел на житье-бытье? Давай на другой раз малехо оставим. А то когда онО целым-то куском, то и подавиться можно. Пойдем греться. — А на озеро? — Ну, давай и на озеро заодно. Мы минуем еще один, последний, переулок и выбираемся за деревню. Смотрю в сгорб ленную спину Григория Иваныча и жду, что вот он разгорячится, разозлится, станет жаловаться на жизнь и кого-то ругать. Нет, одно лишь спокойствие да еще глубокая усталость. Переулок кончился, и перед гла зами открылась глубокая и пустая низина. Кое-где торчат на ней кустики бурьяна и ветер гнет к земле сухие макушки. Когда-то, не так уж давно, здесь было озеро. — Другой раз оно снится мне,— признает ся Григорий Иваныч.— Ровно волна нака тывает и плещет. Вздыхает и, круто повернувшись, бредет к своему дому, последнему непорушенному дому в Деревне. Здесь все по-хозяйски при брано, обихожено, и единственный беспоря док — два воза березового нераспиленного долготья, разваленного посреди ограды. З а чем? Ведь дров вокруг, одних только забо ров... — Не могу,— жалуется Григорий Иваныч и разводит руками —Позапрошлой зимой собрался было, подошел к Митяевой избе с пилой, вспомнил, как он после войны стро ился... Плюнул и домой... Пойдем-ка чай пить. Проходя через просторные сени, я с нема лым удивлением увидел, пожалуй, с десяток доильных аппаратов, развешанных на стене. — Ферму когда ликвидировали, бросом бросили — никому не надо,— объяснил Гри горий Иваныч.— Пришлось подобрать. Не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2