Сибирские огни, 1989, № 9
отягченное алкоголизмом. Он обработал рану, и только после того, как Амос про спался, полицейскому разрешили его доп. росить. По-видимому, Амос жил совсем в другом месте, в этом районе его никто никогда не видел. Ни документов, ни меток на белье у него не было. Через тридцать шесть часов полицейский пришел опять. Ам ос производил впечатление нормаль ного человека, за исключением полной амнезии. Он не помнил даже своего имени. — А Амос Коттл? — спросил Бэзил. — Амос сам выбрал себе это имя, когда начал писать роман. Почему именно это, никто не знает. И хотя оно не очень под ходящее для писателя, мы разрешили его оставить. Доктор Клинтон боялся, что даже малейшая перемена может быть для Ам о са губительной. Он настаивал — Амос совершенно здо ров, не считая потери памяти, однако он, видимо, получил хорошее образование и помнил все, что когда-либо изучал. Ему не надо было начинать жизнь сначала. К тому же, у него был сильный характер. Амос сумел вылечиться от алкоголизма. Тогда же доктор Клинтон мне сказал: «У меня нет возможности долго держать его в боль нице. 1-Ьо я боялся его выписать, пото му что не представляю, как человек без прошлого может обеспечить себе сущ ест вование. В наше время каждый человек должен иметь какие-то документы. На сколько я могу судить, у Амоса нет ника ких особенных талантов. Более того, он неприязненно относится ко всему, что связано с наукой и, в частности, с медици ной и психиатрией. В последнее время он помогал нашей уборщице — не хотел быть нам в тягость. Амос послушен, прилежен, но он слишком хорошо образован для та кой работы. Однако единственное, в чем он проявил инициативу,— это в написании ро мана. Если он сможет зарабатывать себе -на хлеб, у меня нет оснований держать его у себя. Он больше во мне не нужда ется. Я ничего не могу для него сделать». Я, конечно, спросил у Клинтона, можно ли вернуть Амосу память, на что Клинтон сказал: «Думаю, нет. Вспомните Каспара Хаузера. Непродолжительная амнезия могла бы быть результатом алкоголизма, но тут имела место рана на голове. Навер ное, у него было более сильное сотрясе ние мозга, чем мы предполагали. Впрочем, может быть, они вместе и дали амнезию. Наиболее вероятно, он пил, дабы освобо диться от каких-то неприятных воспомина ний, и сотрясение довершило эту работу. Известно: даже нормальные люди выраба тывают в себе частичную амнезию, если хо тят о чем-то забыть. Поэтому, например, солдатам лет через десять война кажется гораздо романтичнее, чем она была в дей ствительности». В тот момент я подумал, не было ли че го преступного в прошлой жизни Амоса. Но Клинтон сразу отверг это предположение. Теперь я опять об этом вспомнил. Может быть, с ним разделались. — Нет,— сказал Гас,— он не был похож на преступника. Я тоже тогда об этом по думал. Потом я увидел его слабый под бородок, болезненный рот, хрупкую фи гуру и вопрошающий взгляд. Тогда в нем было что-то детское, только держался он спокойнее и незаметнее, чем дети. — Короче говоря,— резюмировал Тони, — Амос казался тем, чем он и был — неполноценным человеком с одной поло виной мозга, личностью без прошлого, ли шенной измерения во времени. — Д ве трети призрака,— сказал Гас. — Вот кто был ^ м о с Коттл. — Или одна треть,— уточнил Тони.— К тому времени, когда мы с ним встретились, ему было лет тридцать — тридцать пять, из них два года он провел в клинике. Ин теллектуально и физически он был взрос лым мужчиной, а эмоционально— шести летним ребенком. — Может быть, он служил в армии? — спросил Бэзил.— Все-таки его первый ро ман написан о войне. — Киплинг,— резко возразил Тони,— много писал об английской армии, но ни когда в ней не служил. Клинтон был того мнения, что если Амос и был на Тихом океане, то в какой-нибудь гражданской должности или как представитель между народной организации. Он не мог пройти медицинский осмотр даже во время войны. Рентгеновский снимок показал давний де фект позвоночника. Какие-то хрящи были почти полностью стерты, поэтому он так быстро уставал. Амос не подходил для ар мейской службы. Правда, он мог работать в столовой,— Тони цинично усмехнулся, — и слышать разговоры солдат. Писатели редко на себе знают то, о чем они пишут. В этом разница между профессионалами и любителями. Профессионалу плевать на детали, в которых читатель понимает не больше его. Эмоции — вот что их волнует. Не сами факты, а как люди реагирую т на эти факты. Хорошее воображение встре чается гораздо реже, чем хорошее знание жизни. — Писать о том, чего сам не испытал, — вставил Лептон.— Вероятно, это дает перспективу. Индийские художники писа ли свои картины только по памяти. — Итак,— опять заговорил Тони,— я купил кота в мешке. Я обещал Гасу и Клинтону напечатать роман Амоса, но даль нейшие события предугадать было труд но. Что может издатель? Я вручил Амосу неплохой аванс, и он оплатил свое содер жание в клинике, где он должен был оста ваться, пока мы не увидим, как будут раз виваться события. Теперь ему не надо бы ло работать уборщиком, и он согласился сразу Же приняться за новый роман. — Остальное вам известно,— сказал Гас.— Первая книга Амоса принесла нам тройной успех. Во-первых, она стала бест селлером, во-вторых, на нее пал выбор клуба «Книга недели», в-третьих, по ней снят фильм. Через полгода деньги букваль но потекли к нам рекой. — Тогда,— вмешался Тони,— у нас состо ялась последняя консультация с доктором Клинтоном. Он сказал — Амосу вовсе неза чем оставаться в клинике и посоветовал забыть о его прошлом. Все было за то, что о нем никто не узнает. Нам нужно было только следить за тем, чтобы Амос не пил, но он производил впечатление излечивше гося человека, насколько вообще может быть излечен алкоголик. Клинтон посове товал нам поселить Амоса за городом —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2