Сибирские огни, 1989, № 9
Он отмечал, что я, несмотря на участие в футуристических и антоносо- рокинских авантюрах двадцатых годов, творчески отнюдь не являлся каким-нибудь кубистом или заумником, а наоборот, разумен, благоразу мен и следую благороднейшим традициям родоначальников русской си бирской поэзии, к которой он, несомненно, и, к тому же совершенно справедливо, причислял, конечно, и себя. Он, который очень редко печа тался в столичных журналах, мне кажется, искренне радовался моим первым, пусть небольшим успехам в Москве... Когда же мы с женой в 1935 году вернулись в Омск, я снова стал довольно нередким посети телем его новой квартиры на Банной улице близ монополки. Туда, на Банную, я принес в сороковом году и синюю книгу своих поэм, которая вышла у меня в издательстве «Советский писатель». И я помню, что Драверт встретил эти поэмы самым наилучшим образом. Он даже на писал в газету «Омская правда» статью, в которой напомнил читателям, что мука делается не в Гамбурге, то есть нет, мол, пророков в своем оте честве, и мне, Леониду Мартынову, потребовалось напечатать книгу в Москве, чтоб меня, наконец, признали в Омске. Таким образом, были все основания, чтобы между мной и Петром Людовиковичем царили мир и согласие, но тут же и произошел инцидент, вызвавший его ужас ный гнев. Драверт, ища на книжной полке что-то ему нужное, положил прямо передо мной кучку снятых с полки книжек и журналов. Я стал переби рать их. Помню, мне попался английский научный журнал со статьей, касающейся метеоритных находок Петра Людовиковича, затем брошю ра под названием «Монизм Вселенной», на которую я по тогдашнему невежеству своему не обратил должного внимания, хотя и прочел на об ложке дарственную надпись Петру Людовиковичу от автора. Я отложил эту брошюру, заинтересовавшись другим изданием, местным краеведче ским журнальчиком, в котором была напечатана статья Драверта о пет рографии и геологии. — Петр Людовикович,— сказал я,— то, что Вы поэт, видно даже по Вашей прозе. — То есть как? — спросил он. — А так. Слушайте, я прочту Вам несколько строк, и Вы убеди тесь, что Ваша статья о метеоритах написана не только ритмической, но даже рифмованной прозой. И я начал читать, подчеркивая не только ритмичность текста, но и созвучия, конечно, не рифмы и даже не ассонансы, но те далекие глубо кие созвучия, которые я много лет спустя определил в одном из своих стихотворений как созвучия «металлическая роза» и «коррозия метал ла». Но это было много лет спустя, а тогда я только читал Драверту его статью, искренне восхищаясь ею и стараясь подчеркнуть своей декла мацией особенности дравертовской фонетики. И вдруг я заметил, что Драверту все это очень не нравится. — Вы издеваетесь надо мной! — воскликнул он. — Да нет же, я говорю совершенно серьезно. — Тем более! Это научная статья, и я не позволю. — Да это хорошо, а не плохо, с моей точки зрения! — закричал я. — Мне нет дела до Вашей точки зрения! — воскликнул он.— Это научная статья, а Вы... Так мы рассорились. Я до сих пор не понимаю, на что именно он обиделся. Но, конечно, тут было одно из двух; или его обидело, что в нем поэт преобладает над ученым, или, наоборот, что ученый преобладает над поэтом. Разумеется, я не имел в виду ни того, ни другого, наоборот, я имел в виду подчеркнуть гармоническое сочетание обоих начал. Я, ко нечно, ничуть не сомневался в научной ценности его статей и рефератов, а что касается его поэзии, так я и до сих пор наизусть помню не только про юрту, но и те стихи: «...ни ониксы, ни сарды не пел я никогда, но в недрах Сан-Готарда есть странная слюда...», и те стихи, в которых он восклицает: «...У меня кристаллы красные растут...» — словом, я всегда ценил и ценю его живую и непосредственную, поэзию, в чем бы она ни 10
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2