Сибирские огни, 1989, № 8
я знакомлюсь с женщиной. Она мне нравится. Товарищ шепчет мне на ухо: — Эта женщина для нас с тобой сущий клад. Она разденет нам не одного ответственного работника ГПУ. Я как-то невольно слушаюсь его, и женщина с хохотом бросает мне: — Вы эксплоататор. Вы подходите к людям как к поставщикам м а териала, нужного для ваших писаний. Я не люблю писателей. Вы какие- то ненастоящие люди. Я краснею и пытаюсь возразить. Женщина отмахивается. — Настоящие люди строят, организуют, творят жизнь. Вы только описываете. Кака я это скука писать вечно о том, что д елают другие, веч но радоваться чужим радостям, огорчаться чужими неудачами и никог да, ничего не делать самому. Мне вас жаль. Я встречаюсь на озере с незнакомыми охотниками. Н а озере люди проще. Мы садимся на кочки друг против друга, и у нас сразу же з а в я зывается бесконечный разговор о том, какое ружье любит крупную дробь и какое — мелкую. Неожиданно появляется мой товарищ. Он долго си дит молча и внимательно изучает лицо собеседника. В конце концов, он по разным, едва уловимым, может быть, ему одному известным, призна кам определяет, что разговаривающий со мной охотник работал в Чека, Товарищ тянется к моему уху: — Наведи его на разговор о его прежней работе. Д аю голову на от сечение, что он — чекист. Мы его используем. Если я встречаюсь с крупным работником ГПУ, товарищ немедлен но кладет мне руку на плечо и тоном, не терпящим возражений, говорит: — Бери его любой атакой. С ним хитрить нечего. Ставь вопросы прямо: — Что вы чувствовали, когда в первый раз присутствовали на расстреле? Что дает вам большее удовлетворение — процесс борьбы с врагом или его ликвидация? Я, как суфлер, повторяю его вопросы. Товарищ из ГПУ смеется: — Вы что это, допрашивать меня начинаете? Я привык больше к роли допрашивающего. В течение этих пяти лет мой товарищ диктаторски определял круг моих знакомств. Конечно, как и у всякого работника редакции, он вооб ще велик, но это знакомства, которые, так сказать, приходили самоте ком. Мой же товарищ толкал меня исключительно на встречи с работни- ка.ми ГПУ или с людьми, знавшими работу этого учреждения. Он бук вально дрожал , как охотничья собака, почуявшая дичь, когда ему попа дался интересный чекист. Часто мне казалось, что он обращает всю мою жизнь в сплошную охоту за людьми. НЕНАСТОЯЩИЕ ЛЮДИ Мне иногда завидуют. Мне говорят: — Вы такой счастливый. Вы близко знакомы с писателями. Мне тогда хочется рассказать о писательском счастье. Зайдемте в редакцию одного известного сибирского журнала, там каждый день толпится добрый десяток писателей и поэтов. Люди, стоящие в стороне от литературных дел, нередко считают писателя существом особенным, чуть не «божественного» происхожде ния... Финотделы, например, при обложении налогом писателя ставили его на второе место после служителей религиозного культа. Только в по следнее время, вероятно, по настоянию опытных фининспекторов, изучив ших быт писателя, он облагается, как кустарь-одиночка без двигателя. Конечно, были и есть учреждения, которые не верят в «божествен ное» происхождение писателя и весьма ласково при случае говорят ему: — Как же, читали, читали, знаем вас, а все-таки давайте заполним анкету.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2