Сибирские огни, 1989, № 8
кого я не встретил, с кем судьба не свела меня?! Не ленясь, мы строим ее, новую удалую жизнь, и как хотелось бы спросить великого доктора, за сто лет до меня совершавшего здесь свои Хождения: то ли виделось ему в добрых, отеческих грезах его, когда он думал о будущем России, о грядущем русского народа? ...На другой день под вечер теплоход, сбавив обороты, начал при жиматься к правому берегу. — Воронцово,— сказал Сергеевич, показывая рукой на горстку крыш, прячущихся в глубоком распадке.— За бежим часика на три. Купить кое-что на камбуз, документы оформить. Мы летом завозили сюда уголь, вдосталь помыкали горя. В бинокль я вижу десятка три крыш, разбросанных по обеим сто ронам распадка. Ни одного чума, удивился я, обычные материковые избы под шифером. А тридцать лет н а з ад с борта «Ленинграда» я частенько видел на тундровых берегах костерок долган, остяков, вок руг костерка два-три, а то и полдюжины чумов, олешки, собачки, нар ты... — Какие чумы! — смеется Сергеевич.— Нет их сейчас в тундре. Д а и редко кто из теперешних долган охотится. Берут песца в тундре приезжие, больше русские. Долгане зиму и лето при поселке, вон какие для них «чумы» государство понастроило! — Чем же они занимаются? — Ребятишек делают,— усмехается Сергеевич.— Детишки — пре лесть, сами увидите. Весной, р асска зал Сергеевич, «Иван На заров» привозил сюда, в Воронцово, уголь — запас на всю долгую зиму. Р а з г р уж а л а команда: в охотничье-рыболовецком совхозе — ни техники, ни людей. На собст венный понтон своими кранами грузили уголь, потом трактором тащи ли в деревню. Промаялись двадцать дней: то шторм, то тракторист з а пил... По верхушке соседнего холма вижу я в бинокль: реденько бредут кресты и пирамидки — кладбище. Долгане называют его «верхний калхос». «Ушел в верхний калхос»,— говорят они об умершем. А дерев ня — «нижний калхос». На берегу нас с Сергеевичем встречали только собаки. Пока мы поднимались по изуродованному тракторными траками взвозу, собаки эскортировали нас, двигаясь плотной колонной — спереди, сзади, по сторонам. Село — три десятка деревянных домов, которые к а р аб кались по обеим сторонам лога, по дну которого, пенясь, прыгал шум ный ручей. Там дом, там дом — ни улиц, ни намека на какой-то поря док, все взрыто, перекопано, вздыблено. Горы угля, перемешанно го с грязью, кирпич россыпью, давленный траками гусениц. — Как привезено, так и брошено,— сказал Сергеевич.— Смерзнет ся уголь, потом его хоть взрывчаткой рви. Плахи, доски валялись где попало, куда дотащили трактором, там и бросили. Заляпанные грязью пакеты досок, еще новых, беленьких, мокли в ручье — совхоз что-то строил, запасался стройматериалом. — Осторожнее! — предупредил меня Сергеевич. Тротуары — хлябь, того и гляди: провалишься в щель или доской, на которую ступил, накроет. Собак стаи. В деревне к нашему эскорту присоединились новые толпы, встречая нас, как высоких гостей, четвероногие аборигены выстроились вдоль тротуаров, только фл ажками не махали. Чудо -соба ки! Я таких нигде не видел: облачения, ниспадавшие до земли, прямо- таки престольные, архиерейские ризы! И умны, сдержанны, д аж е дипло матические свои акции — на столбик или знакомую кочку — делают неспешно, с большим достоинством. Чинить в Воронцово тротуары, видимо, не принято, но человек, их придумавший,— очень хороший человек, потому что передвижение по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2