Сибирские огни, 1989, № 8
капитан передал меня вместе с моим рюкзаком новому покровителю, замечательному человеку замечательного корабля, Алексею Андрее вичу. Однако то, что теплоход, на котором я ока зался , лучший в па роходстве, ск азал мне не сам Алексей Андреевич, а его старший помощ ник, уже пожилой человек, и добавил: нащ Андреевич далеко пой дет. Куда пойдет капитан Алексей Андреевич, я как-то не успел выяс нить, потому что в то время меня беспокоила своя судьба, вернее, д ал ь нейший этап моего Хождения. В Дудинке я должен был пересесть на другой теплоход, который шел бы на Диксон, и пересадку надлежало сделать побыстрее, потому что Диксон — приграничная зона, пребыва ние в коей ограничено жесткими сроками, означенными в моих бумагах рукой строгого товарища из соответствующего учреждения с н еза метной вывеской на дверях. — Все будет о’кей! — заверил меня Алексей Андреевич.— Отды хайте, развлекайтесь, будьте жизнерадостны, как дети. Никто не отпра вит вас на Диксон лучше, чем я, разве что сам сатана, но и сатана — мой приятель. Алексей Андреевич— жгучий брюнет с веселыми цыганскими гла зами. Мне нравились его щегольство, его молодость, д аж е то, что скром ностью мой друг явно не страдал. Наши беседы затягивались до глубо кой ночи, темы их были самые разные, и меня радовало, что он совсем был не похож на угрюмых, надутых важностью капитанов моей юности. К нам приходили гости, надо сказать, много разных гостей, Алек сей Андреевич был человек общительный. Бегая по каюте с кофейником, занимая гостей, Алексей Андреевич не забывал и о моей судьбе. Заметив в окошко идущий фарватером корабль, он, не прерывая беседу, брал трубку радиотелефона, и я слышал весь разговор. — Матвеич, ты куда т ак шустро шлепаешь, не на Диксон? Д а не меня, человека одного надо срочно отправить к самоедам. В наручниках? Нет, добровольно, изъявил такое желание. Кто? Генерал от инфантерии, каюта нужна, сам понимаешь, отдельная... Я был жизнерадостен, «как дети»: устройство судьбы моей было в надежных руках. З а день я побывал не только генералом, но и адмира лом, космонавтом и почему-то д аже Аллой Пугачевой. Корабли однако то не шли на Диксон, а если на Диксон, то могли мне предложить лишь койку в общем кубрике, на что я охотно соглашался, но этого допустить мой покровитель никак не мог, считая такое вульгарное предложение поношением для своей чести. Алексей Андреевич знал всех капитанов, его тоже все знали, и я, наконец, успокоился: уеду. Собственно, спешить с отъездом мне и само му не хотелось: на рейде было весело, и на берегу хорошо: август — бар хатный сезон Дудинки, и я с удовольствием окунулся в светскую жизнь енисейских судоводителей. Она была внове для меня, никакой, помнится, «светской жизни» у капитанов времен моей юности не было, на рейде друг к другу никто в гости не ходил, хотя пили много, но потаенно, угрюмо: у стен, у дверей по-прежнему были уши, мало ли что брякнешь по пьянке, а бериевские душегубки на Енисее все стояли еще целехонькие. Многое, замечаю, переменилось, в енисейском капитане: он стал образованнее, интеллигентнее, повысился профессиональный уровень как самого капитана, так и главного работника на реке — судна. Оно то же сделалось образованнее, интеллигентнее; всюду электроника: кружит над рубкой антенна локатора, радио, телефон в каждой каюте. Меня удивило, что команда, сократившись вдвое, как бы сдвоилась: были от дельные вахты рулевых и мотористов, а теперь «рулевой-моторист» в одном лице, так сейчас называется моя прежняя должность. Вахта как в рубке, так и в машине сильно обезлюдела, потому что двигатели заводятся прямо из рубки, и мотористам вовсе не надо дежурить внизу, ожидая команду двигателям по ручному телеграфу, как это было у нас,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2