Сибирские огни, 1989, № 8
раф — пошли куда-нибудь телеграмму. Я завидую: счастливый городок — ни трамвайного ля зга , ни топота автотабунов, ни очередей, ни страстей. Но нет, страсти были. — Разрешите? Ко мне подсаживаются двое молодых мужчин, с лицами, изборож денными, ка к писалось раньше, следами глубоких переживаний. Парни молчат, вздыхают, без всякого контекста матюкаются. Иску рив сигарету и растоптав ее, прикуривают новую. Вдруг один из них, кудрявый и с усами, в клетчатой футболке, рванулся ко мне: — Слушай, друг, выручи, будь отцом родным! — в голосе — от чаяние, боль, которая, кажется, и камень тронула бы. Сердце у меня не камень, я сочувствую соотечественникам, лезу в карман. — Миллион дать в долг не могу, на одну блондиночку — извольте. Я протягиваю бумажку, но молодой соотечественник обиженно от страняет мою руку. — Ты, друг, ты неправильно нас понял,— со сдержанной яростью говорит он.— Бумажки у нас у самих есть.— Д л я иллюстрации он лезет в карман, достает комок мятых десяток.— Месячник, понимаешь? Сухой закон, ни в одном магазине не мерцает. — А я-то, родные мои, как вас выручу? — удивляюсь я.— Сухой месячник я отменить не могу, я же не мэр здешний. — Опять ж е ты не правильно понял,— начинает ра здр аж а т ь с я мой кудрявый собеседник.— Причем тут мэр? Гусар есть у Руфины, нам с Мирзой не дает застойница толстомясая. З а трезвость борется. Понятно? Признаться, многое было мне все еще непонятно, например, что т а кое гусар, кто т ак а я застойница Руфина? Но все оказалось просто: в Игарке объявлен месячник сплошной трезвости, все точки закрыты, и мечта парней опустилась до одеколона. «Гусар» — одеколон группы «Экстра» ценою в восемь рублей, его и ж аж д а ли обрести мои соотечест венники, но между мечтой о двух «Гусарах» и ими встала «застойница» Руфина из парфюмерного отдела универсама, которая знает их, «как облупленных». — Будь отцом родным, тебе она даст. Гы тут чужой. — Не имеет права не дать! — запальчиво вступает в беседу второй мой собеседник, выходец, видимо, из южных республик.— У нас, скажи, свободная торговля. На страшном суде мне придется, конечно, отвечать перед господом богом за мой грех, я готовлюсь к этому. Д а , я не устоял, купил пар ням «Гусаров», и надо было видеть, как обрадовались мои молодые друзья, когда я с пакетом под мышкой появился в дверях универсама, как разгладились черты их лиц. Я поступил плохо, но что делать, если жалкий этот флакон с оде колоном для них — праздник великий, а других праздников они не з н а ют! Мне пора на корабль, я покидаю гостеприимную цитадель, где ре шительно есть все, и оказываюсь на высоком откосе; слева — протока, справа — Енисей. Гут, начинаю вспоминать, где-то был лагерь бичей, на этом, кажется, откосе? Теперешние жители цитадели, я вижу, приспособили откос для погребов — нескончаемая вереница крышек, вентиляционных труб расползалась во все стороны. Иные погреба обнесены железными ре шетками, заперты на замок, и это делает подземное царство похожим на погост, если бы не псы, которые кое-где прикованы к погребным крышкам и бросаются на путника, проходящего мимо. Строительство продолжается: я слышу отчаянный стук молотка, что-то к чему-то приколачивающего. Строитель сидит верхом на стро пилине, он уже з аканчивает крыть тесом крышу над сооружением, не имеющим, я уверен, аналогов в строительной мировой практике. Ни
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2