Сибирские огни, 1989, № 8

ционала этого ок а зался тощий светловолосый финн, который почти не говорил по-русски, владея лишь десятком «выражений» непечатного свойства — в каком-то КП З премудрости этой научили голубоглазого арийца урки. Работ али бичи по вдохновению: то вкалывают — любо-дорого, тепло­ ход гудит, но пригреет солнышко, сбившись кучками, разговаривают, митингуют чуть не до драки. Р а згов арива ть бичи тех лет съехались в Игарку! Многие не пили, не курили, говорили — отдыхаем. Дивилс я я: прие­ хали в И г арк у отдыхать! И от чего отдыхать-то? От Москвы? От Ленин ­ града? Один бородач сказал : от лозунгов. И пояснил: мы — бичи, соль народа. Н аше движение — отдых от лозунгов. Никогда раньше ничего подобного этому движению я не встречал на Руси. Все движения за что-то боролись, защ ищ а ли что-то, д ок а зы в а ­ ли каждое — свое. Бичи Игарки — отдыхали. Не знаю, сколько тогда было в И г арк е движенцев, но городок их на мысу енисейском — лачуги из толя и горбыля — был виден далеко, настоящая фавела в северном исполнении. Интересно, что высокоидейные те бичи не воровали, не дрались, не мешались с местным населением, тем более — с урками. Пошабашив неделю, удалялись в свои Палестины, митинговали, но негромко — тако ­ во было движение. Проев все до копейки, снова шли в порт, на лесо- биржу, не гнушаясь никакой работой, не гоняясь, однако, за ко­ пейкой, считая бедность прерогативой свободы. Д во е из бичей, с которыми я познакомился, были толстовцы, со­ седи их причисляли себя к последователям другого гения — Федора Достоевского. Чем разнились их духовно-этические, идейно-философ­ ские позиции, я тогда не уловил, помню лишь, что ни та, ни другая лачуга не хотела поступаться принципами, святостью веры. ...Как и полагается в портовом городе, к причалам И гарки спуска­ ется широченная лестница — гордость города. В отличие от одесской, она деревянная, но, помнится, по воскресеньям тут играл оркестрик, мо­ лодежь т а н ц е в а л а— лестница была культурным центром городка. Сейчас на причалы, на город накатывали звуки кузнечно-штампо­ вочного цеха — уханье, гаканье металла о металл, это чудовищное, из­ вержение звуков покрывал пропитой женский баритон с надрывом. Вырывался электро-поп из дощатого сооружения барачного типа, модернизированной «фиалки» с поддельными витражами и нарисован­ ной на стене пальмой. У дверей стоял молодой, весь в «фирме» кацо из Тквибули и дири ­ жировал электропевице. — Что есть? — спросил я кацо. — Ничего нету, — правильно понял меня дирижер.— Сухой закон. — Чай? Сок? — Чай — нет, электричества нет. Сок есть, один руб один стакан. Ж а р а в Игарке стояла, как в субтропическом Тквибули, хотелось спрятаться в тень нарисованной пальмы. Я выпил мутный — один руб — один стакан — теплого томатного сока, заш а г ал в город. Добротный асфальт, тротуары, автобус бегает. Автобус побежал, видимо, в новый микрорайон, я вижу в тундре нагромождение вполне современных девятиэтажек. На автобусе я не поеду, пойду-ка я лучше пешком в ту сторону, где на берегу Енисея стояли хижины «толстовцев» и «достоевцев», совершавших свое благородное движение отдыха от лозунгов. Улицу узнаю: беленые одно- и двухэтажные баракосооружения под длинной крышей. Как стояли, так и стоят незыблемо! Им, навер ­ ное, более полувека, но выглядят бывшие бараки вполне прилично — в окнах цветы, белый тюль на ветру колышется, пеленочки на веревках — увидали свет новые поколения, которым жить в третьем тысяче­ летии!