Сибирские огни, 1989, № 8

— Вы надо мной смеетесь, вас понял. Все смеются, вы тоже. Уложив в баул пассатижи, протянул руку за флаконом, но рука его бессильно упала на стол. Поднялся, волоча незакрытый баул, нап ­ равился к двери. — Постой, Руслан Федорович! — схватил я его за руку.— Вернись. И, ради бога, извини! Мне вдруг стало ж а л ь этого изрядно помятого жизнью человека, стыдно за свое гаерство. — Прости за глупую шутку, сядь.— Я взял его за плечи, усадил рядом.— Никакого заявления я не написал, ты правильно догадался. Не сердись на меня, и... давай делать что-то с твоим носом, попытаюсь помочь тебе. Не буду описывать свою первую в жизни (полагаю, и последнюю) хирургическую «операцию». Скажу лишь, что гонорар свой я заработ ал честно. Ленок потрудился на славу, загнав крючок по самую шейку, я, как настоящий хирург, буквально взмок, выдергивая его пассатижами. Вытащил крючок, точнее, вырвал с кусочком мяса лишь с третьего з а ­ хода, после чего бессильно упал на стул; нет, хлебу хирургов не по­ завидуешь! Я уложил своего пациента на кушетку, он тоже взмок, хотя дер­ ж а лс я молодцом. Рану я обработал ватой, смоченной в одеколоне, у меня в походной аптечке нашелся йод — все, как говорится, по науке. — Я хочу спросить вас.— С ватой в носу Руслан Федорович л еж а л на спине, закрыв гл а з а .— Хочу спросить: если бы Сталина сбросили, над ним тоже смеялись? Что?! Н ад кем смеялись бы? Над Сталиным? Какое-то время я хва­ тал ртом воздух — настолько был огорошен вопросом. Сбросили С т а ­ лина? Кто? Как? Д а ж е представить что-то подобное фантазии моей не хватало: живой Сталин, над которым смеются! Д и к а я эта мысль мне д аж е в голову прийти не могла, а вот Руслану Федоровичу пришла. — И над ним смеялись бы, — сам себе ответил Руслан Федорович. — Надо всем смеемся, если знаем, что не побьют. Храбрецы мы против овцы. Когда Брежнев умер — захихикали; такой-сякой, а живому в рот заглядывали . Всяк спешил косточку из царских рук ухватить! Я наро­ дишко свой знаю — лежаче го ему только пинать. Судовая шелуха сей­ час смеется надо мной, потому что лежачий, пинай, ребята! А всплыви я снова? Глазами ведь будут жрать! Глянув на меня уже с иронией, твердо сказал: — И вы, нет, не стали бы шутить надо мной, прокурором пугать, если бы я сейчас был кем был. Ни в жисть, как говорится. Д аж е если бы я пакость посерьезнее сотворил. Не обижайтесь, натуру человеческую я знаю. Я на вас не в обиде: вы получили удовольствие, а я — науку. Мы квиты. На том и пошабашим. Сверх того от себя лично подкидываю информацию для размышления; только вороны прямо летают. Жизнь, она не прямо, а по кругу... ПОСЛЕСЛОВИЕ К ГЛАВЕ «ГОЛУБОГЛАЗЫЙ БОГ». ...Почти всю рыбу пришлось выбросить: повариха Валентина возиться с «мело­ чевкой» не захотела. Пригрозила: если к ней будут приставать, спишется на берег: не для того на борт нанималась, чтобы сутками торчать на камбузе. От нее отстали; повариха на теперешнем флоте подефицитнее штурмана с высшим образованием. Рыба прокисла. З а борт мешки выбрасывали все те же Гришуня с Сергуней, при этом парни острили, хохмили. Сергуня, улыбчивый блондин с шопенов­ скими длинными волосами, раскачивая мешок над бортом, приговари­ вал: «Эй, ухнем! Еще разик, еще раз!» Наверное, Шаляпина слышал, вспомнил русское. ...Природа, или, как теперь ее называют, среда обитания, все больше делается похожей на ту сказочную шагреневую кожу, которая всякий раз уменьшается, стоит человеку пожелать что-нибудь. И чем жаднее наши желания, тем страшнее убыль оставшегося клочка волшебной