Сибирские огни, 1989, № 8
и ногами не дрыгал, все же подавая какие-то признаки жизни. Гришуня выпростал его, швырнул подальше в кусты: авось, оклемается. Помиловали мы и хлопунца-утенка, слишком легок еще был, не на гулял тела для флотского борща. Высвобождал пернатого я и л адоня ми слышал, ка к сквозь реденькое еще перо колотится перепуганное сердечко. Подбросил несмышленого: лети, прибивайся к своим, ума набирайся, коли получил шанс. Берег шевелился от всякой живности, и, когда мы заполнили все мешки, рыбы осталось еще много. — А это куда? — спросил Гришуня. — Столкните в воду,— ответил Руслан Федорович.— Заодно и бре день ополосните. Гришуня с Сергуней развернули мотню, снулая рыба серебряным потоком потекла в омуток. Окуни, щуки шевелили еще жабрами , а ленок был весь готов. Оказавшись в воде, он сразу переворачивался вверх белым брюшком; лягушонок, перепрыгивая с рыбины на рыбину, пе реправился на тот берег. Гришуня с Сергуней пополоскали бредень, и, нагруженные под з а вязку, кто с мешком полиэтиленовым, кто с полным ведром, мы з аш а г а ли к Енисею. Я уходил последним. Оглянулся. Омуток от всплывшей ры бы стал белым. Я почему-то подумал, что бог-ленок все же спасся, убе ж а л от нас. Не хотелось думать, что он тоже сейчас лежи т вверх живо том среди поверженного племени своего. Я от души сочувствовал ему и верил: ленок спасся, ведь он бог, а раз бог, то — бессмертен... Крючок в носу Руслана Федоровича был обнаружен еще на берегу, когда мы садились в бот. Сначала хмыкнул старпом Антоныч, потом — Гришуня. Старпом расхохотался, указывая на нос профорга, затем рас смеялись Гришуня и Сергуня. И вот весь бот, включая Корзинкина и ме ня, запокатывался от смеха. Хохотали до визга, до икоты: вот это ры бина! Вот это поклевка! — Что будем делать, мужики? Поджарим с лучком или на уху? — Уха из петуха была, а из профорга еще не было — заделаем! — Ты на что, Федорыч, клюнул: на червя или мотыля? Может, на бутылку? — А носом-то зачем брал? А не ротом? Кусок лески, оставшийся после моего откусывания, Руслан Федоро вич з ав я з ал двойным узлом, получилось что-то вроде бантика, и это всех умиляло. — Ты, Федорыч, сейчас как бык на веревочке в носу. Тебя можно привязать, например, к гальюну. — На камбузе его привязать, пусть Вальке помогает картошку чис тить. Остроты в кают-компании, за ужином, в рубке — засмеяли дерзкие мальчишки своего профорга. Увидят — идет навстречу с обрывком з е леной японской лески в носу и на разные голоса: «му-у-у». Дескать, бык на веревочке. Нос, и без того заметный на лице профорга, припух, крю чок надо было вытаскивать, что Руслан Федорович несколько раз пытался делать сам, но безуспешно. Никакого санинструктора на судне не полагалось; наотрез отказалась и повариха: не умею. Никто на ко рабле не умел, а до Игарки с ее больницами и хирургами нам было идти еще да идти, и однажды в дверь моей каюты постучались. — Добрый вечер,— вежливо поздоровался Руслан Федорович, а это был он.— Не помешал? Я пригласил начальство присесть, предложил чаю. — Не до чаю,— вздохнул он.— Я по делу.— Из баула, того самого, с которым приходил ко мне в первый раз, профорг вынул и положил на стол очень крупный помидор, явно не из госторговли. Кусочек кетового балыка, тоже не с прилавка магазинного, положил рядом. За т ем пос ледовала бутылочка тройного одеколона, охотничий нож, два пинцета и, наконец, монтажные пассатижи с изолированными ручками. 2 Сибирские огни -V» 8
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2