Сибирские огни, 1989, № 8

подсолнух, о вкопанное в берег бревно, к которому причален наш теп­ лоход, чешется пегим задом свинья, почесавшись, величаво шествует дальше. Подтесово... Я захватил из дома старую тетрадку, от корки до кор­ ки исписанную мною в первое плавание по Енисею. Дневничок... Не мудрствуя лукаво, я записывал в него все, что приходило в голову. Ах, как я завидую себе тогдашнему! Все мои мысли ка зались мне ^глубо­ кими, оригинальными, а сама жизнь — прекрасной и удивительной! «Подтесово — не город и не деревня. Огороды, собаки, коровы, пе­ тухи. Но Подтесово и город: тут есть ресторан «Волна», парк со ск а ­ мейками, книжный магазин, много красивых женщин. Вечером Подте­ сово — настоящий приморский, портовый городок. В парке музыка, на лестнице — толпа гуляющих, пьяно, весело. Енисейские речники — му­ жественные красивые люди». Поразительно, как много красивых людей, мужчин и женщин, было тридцать лет назад! Все эти красивые люди, особенно женщины, были отзывчивы, бескорыстно приветливы, как и полагается женщинам пор­ товых городов. Я поднимаюсь по широкой, сбегающей к воде лестнице. Теперь она запущена, покривилась, покосилась, а тридцать лет назад, тут было са­ мое людное место. Гремела музыка, прерываемая радиокомандами дис­ петчеров: «Пароход «Мария Ульянова» отправляется... пассажиров просим...» Речники все в форме — галуны, крабы на фур аж к ах — одна команда сходит на берег, другая спешит на судно, и, конечно же, на лестнице — женщины. Они гуляют, просто стоят, беседуют и щелкают семечки, шепчутся. Тогда не было еще косметики, женщины одевались простенько, крепдешинчик, беретик, и какая косметика может поспо­ рить с белозубой простосердечной улыбкой?... При воспоминании о Подтесове в памяти моей всегда возникали чистые зеленые улочки и на каждом перекрестке голубая будочка — «фиалка», из которой выглядывала усатая личность кацо из Тквибули. Вино, как говорится, лилось рекой, в те беззаботные времена ни на что, включая чачу, запретов не было. Та же простота и в галантных вопро­ сах: знакомились без угарной давки дискотек, прямо на улицах, в пар ­ ке, на той же лестнице-чудеснице. Девушки знали, что времени у реч­ ников мало, и без долгой дипломатии поднимались на судно, гостили в матросских кубриках или приглашали к себе, если было куда пригла­ сить. А крыши не находилось — были долгие прогулки в окрестных лесах, и никто тогда не слышал, чтобы веселая девушка потребовала аванс. Портовая любовь, как у Кармен, была свободна! Замечаю, городок вырос, уже не поселком выглядел — городом. К а ­ менные дома, асфальт; «моряцкое», портовое невозвратно ушло, как оно уходит в бывшем морском волке, когда он на гвоздь повесит фуражку с крабом, оденется в костюмчик штатский и зашагает посуху с цивильной авоськой. Малолюдно, как-то д аж е сонно стало в городке и не потому ли, что исчезли «фиалки» на перекрестках? Ни единой, замечаю, не осталось, но кацо из Тквибули прижились, только теперь они не торгуют богатырским напитком, а стучат топорами на новом брус­ чатом доме и поют печальные гортанные песни солнечной родины своей — шабашат. Торопливо шагает совслужащнй с портфелем, спешит джинсовая дамочка с сумкой «адидас», проносится немудрящий сельский тран ­ спорт. Обняв сзади водителя, катит на «Урале» толстенная бабеха — в седло села потому, что в люльку не вместились ее обширные богатства, — может быть, веселая девушка тридцатилетней давности. Парк ухожен, дорожки посыпаны песком, кошка греется на спинке садовой скамейки. Возле памятника ветеранам топает колонна старше­ классников, некто в болонье отсчитывает: эть-два! эть-два! эть-два — три-четыре!