Сибирские огни, 1989, № 8

— Д уш а у меня. Тома...— оправдывался тракторист Петя. — З а ­ стой души у меня. Параллельно Пете и со мной начало твориться что-то неладное. Проснулся я как-то утром, взял топор нарубить дров — не рубится. Хотел воды натаскать — не таскается. Н а ч ал думать о повороте рек, об аэробике, о правах негров и пуэрториканцев — не думается. А что наду­ м а л о с ь— расска зать стыдно, ерунда какая-то... Вот тогда я и подумал; вдруг и у меня застой, хворь души XX века?! Послал я мальчишек к своему другу с запиской. Вечером тракторист Петя появился с канистрой «грогу» (другое название — «рябина две косточки»). Выслушав меня, Петя поставил диагноз: застой, надо спа­ саться. Д о третьих петухов мы спасались на кухне, а когда стало светать, нацедили еще бочоночек, спустились к речке, на природе посидеть. — Ты иди,— сказал мне Петя растроганно. (Мы оба были растро­ ганны).— Ступай в дорогу дальнюю. З а в тр а же уходи... — Куда, П е т я ?— спросил я, з а р аж а я с ь его решимостью. — В страну Муравию. И приведи его, гада... — Кого, Петя? Привести кого? — Кого! Кого! — рассердился Петя.— Ты тупой, да? Его. Застоя. А я с ним потолкую. Я ему мораль... прочитаю. Странный адрес — страна Муравия. Но раз друг попросил, надо идти. Мы еще нацедили, и я дал торжественное согласие. — Ладно, Петя, пойду. А где она, страна Муравия? — Найди. И его найди. И приведи. Я ему мораль... Я ему консти­ туцию... по всем пунктам растолкую... Хождение в страну Муравию, правда, пришлось отложить до лета: картошку посадить, морковку, то д а се. Словом, приготовиться, котом­ ку, ка к говорится, увязать. Вообще-то сам факт, что задумчивость н апала на нас с Петей п а ­ раллельно, уже наводил на размышление: физик и лирик, а хворь одна. Петя — коренной, как говорится, пахарь, совхозный тракторист, у него четверо сыновей, это для них четыре пары кедов требовалось. Двое из них отличники, старший и младший. Младший обожает отца: папка р а ­ ботает на касемьсотом! П вдруг у папки, который работает на касемьсо- том,— застой души! Что касается меня, то мой застой души — хворь, можно сказать, профессиональная: думаешь, думаешь, а тебе говорят: не так думал. Не туда, не в ту сторону. И говорит тебе это, хмуря чистый лобик, девчушечка, бывшая круглая отличница, а теперь редактор, твой, зн а ­ чит, начальник. Садитесь, говорит, думайте снова, но чтобы правильно. Она знает все, девочка-редактор, сама она с детства думает правильно, потому что и в школе была отличница, и в университете. Все у нее по науке, по толстым книжкам. Ты ей: не буду думать по толстым книгам, хочу сам. Но из-за спины девочки качает наголо бри­ той головой старший товарищ: не стыдно вам? не мучайте ребенка, снимайте шубу! Про шубу, конечно, юмор, аллегория. На самом же деле с т а р ­ ший товарищ дискуссии разводить не будет. Вам положено, спросит, думать? Положено. Так и думайте! Как положено. Я всегда старался думать, как положено, только стало мне од­ нажды скучно. Сижу, пью чай, а мне скучно. Читаю юмор, смеюсь, а са ­ мому скучно. Возьмешь топор дров нарубить — не рубится. Метлу в руки — не метется. А уж думать начнешь — в такую задумчивость впа­ дешь... И у Пети все, как у меня, хотя он, можно сказать, чистый физик. Только задумчивость накатывает на него полосами. То его на Доску почета повесят, то снимут. И тогда жена его Т ам ара жалуе тся сосед­ кам: ежели дурачок мой не задумывался бы, у нас давно во дворе «Волга» стояла бы.