Сибирские огни, 1989, № 8
определенно выражен словами Ленина — персонажа драмы: «...Надо сказать гром ко и внятно: социализм — да! Все осущест вленные социалистические преобразования — да! Методы Сталина — нет! Нравствен ность по Сталину — нет!» («Знамя», 1988, № 1 ). Что ж е здесь противоречит сегодняшнему нашему мироощущению, сегодняшним взглядам на историю нашу, на ее траги ческие страницы? Что здесь противоречит облику Ленина, его концепции социализма? И вполне понятна обеспокоенность акаде мика И. Минца и других видных историков: «Нас более всего беспокоит, что такого ро да критика, звучащая не иначе, как «при говором в последней инстанции», может нанести удар творческому процессу осмыс ления нашего исторического опыта и за кроет саму возможность сопоставления различных точек зрения в поисках истины» («Знамя», 1988, № 5). М еж ду тем, наша литература в лице ее крупнейших представителей давно уж е осознала необходимость широкой и демок ратической борьбы мнений, позиций. И го лоса за гласность раздавались много лет тому назад. Предложу читателю цитату, звучащую прямо-таки остросовременно: «Как не понимают того, что гласность в наших советских пределах есть самое важ ное. Это именно то, что заставит людей жить и работать по-другому: это именно то, что заставит работать во всех учреж . дениях наших так, как этого требует де ло, а Не рывками, не от случая к случаю, не кампаниями, как это у нас делается всег да». И далее: «Не говорит ли Вам это про то, что наша система управления не вы держала экзамен? Должны быть влиты ка кие-то новые живые силы, должны быть введены громадные коррективы, чтобы в нашей советской системе управления, ко торая, конечно, должна остаться незыбле мой, многое изменилось». («Вопросы ли. тературы», 1988, № 9). Так вот, все это сказано и написано А- Толстым в 1942— 1944 годах в его беседах с Бонч-Бруевичем и в работе тех лет «Ты ловые записки». Достаточно сопоставить с этими словами А. "Толстого некоторые заявления наших современников, чтобы прийти к выводу не в пользу их: «И муху, и человека газетой прихлопнуть можно,— говорил Ю. Бонда рев,— часть нашей печати восприняла, вер нее, использовала перестройку как деста билизацию всего сушествуюшего, ревизию веры и нравственности...». И далее мно жество метафор: «рыцари экстремизма», подвергающие сомнению все и вся, вплоть до гения Ленина, Октябрьской революции, Беликой Отечественной войны. «И эта часть нигилистической критики становится или уж е стала командной силой в печати...» («Лит. газета», 1988, № 27). Опять встает вопрос, кто эти злоумыш ленники, где опубликованы такие ра боты, открыто антисоветского содержания? А между тем, некоторые метафоры Ю. Бон дарева получили свое развитие Так, А. Ланщиков в речи на выездном заседании секретариата правления СП РСФСР в Ря зани (октябрь 1988 года) приравнял уже инакомыслящих литераторов к угонщикам самолетов: «Мне кажется, что когда само лет взлетает, то и пассажиры, и штурман знают место посадки, но мы знаем, что иногда так случается, что самолет вопреки общим желаниям пассажиров и пилотов, под воздействием некоторых пассажиров, приземляется совсем в другом месте» («Лит. Россия», 1988, № 43). Очевидно, подобные заявления, а они не единичными были на этом форуме, и выну дили «Литературную Россию» предпослать публикации материалов и такую оговорку: «В то ж е время следует сказать, что в Рязани при подведении итогов Дней рос сийской литературы отмечались тенденци озность и во многом субъективный харак тер ряда выступлений участников выезд ного заседания секретариата правления СП РСФСР». Совершенно определенно во всем этом слышится прямо-таки требование сделать «укорот прессе», как это справедливо и классифицировалось в речи на XIX парт конференции М. А. Ульяновым. И чрезвы чайно важно, что в резолюции этого фору ма совершенно определенно сказано: «Конференция считает недопустимым сдерживание критических выступлений прессы, как и опубликование необъективной информации, задевающей честь и достоинст во гражданина. Гласность предполагает со циальную, правовую и моральную ответст венность средств массовой информации...» («Лит. газета», 1988, № 27). Очевидно, ответственность должны нести и те авторы писем, выражающие читатель ские мнения, очень уж смахивающие на безапелляционный приговор, без какой бы то ни было аргументации. Скажем, В. Ме щеряков из Пензенской области пишет: «Сейчас журнал «Октябрь» опубликовал ро ман Гроссмана «Жизнь и судьба», после чтения которого создается впечатление, что наша страна — это сплошная тюрьма, за полненная антисемитами и трусами... Журналы печатают опусы о расстрелах и лагерях, перегибах коллективизации и сва рах в науке» («Молодая гвардия», 1988, 6 ). Вывод отсюда следует все тот же: лю быми средствами закрыть публикацию про изведений подобной тематики. Но ведь та кое уж е было достигнуто в середине шес тидесятых годов. К чему это привело, все мы сегодня видим. Что ж е касается романа В. Гроссмана, то, конечно же, современнной критике еще предстоит определить его место в литературном процессе, но мне импонирует гораздо больше иная сегод няшняя оценка этого произведения, данная И. Герасимовым в одном из своих интервью: «Это огромное произведение. Ну, и на не го, как на все выдающееся, у нас начинают кидаться: то не так, другое не этак. Но это Не роман, который может хоть в малой до ле пострадать от мелких оплеух, нанесен ных часто нечистыми руками. Он могуч, как утес, который ни обойти, ни объехать, ни взорвать» («Книжное обозрение», 1988 № 41). Надо ли историко-литературной науке, критике сегодняшнего дня пытаться обхо дить или объезжать, а тем более взрывать, т. е. любыми средствами добиваться за прета публикаций такого рода сложных произведений советской литературы? Ведь все это ведет к тому ж е схематизму, упро щенному взгляду на советскую литературу
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2