Сибирские огни, 1989, № 8

лина в литературе стало одним из ог­ раничителей, сдерживающих ее развитие». Сегодня, очевидно, предстоит столь ж е ос­ новательно, «без гнева и пристрастия» проанализировать последующие десятиле­ тия нашего литературного развития. Если разные точки зрения на литератур­ ный процесс двадцатых-тридцатых годов имеют все-таки явную тенденцию к сближе­ нию, то значительно сложнее обстоит дело с литературой сегодняшнего дня и особен­ но с так называемыми «запоздавшими» произведениями, с современными критичес­ кими оценками их. Здесь очень часто мы имеем дело с прямым противостоянием по­ зиций. Полагаю, однако, что и этого не сле­ дует бояться, ибо борьба мнений, дискуссии по поводу новых произведений были всег­ дашней особенностью литературного про­ цесса. Печально, что в последние десятиле­ тия таких споров и дискуссий становилось все меньше, что создавало лишь видимое единодушие. А кому такое единодушие нуж ­ но? Какие оно несет результаты? Теперь это все понятно. Рецидивы тоски по такого рода «единодушию» и сегодня нет-нет да сказы­ ваются. Верно, теперь все-таки единичны случаи, подобные тем, о каких сообщала, напри­ мер, «Литературная газета»: подано в суд на газету и журналистов за оскорбление И. В. Сталина. Суд, конечно, отверг эти притязания. А вот прецедентов сознатель­ ной или неосознанной защиты Сталина и сталинизма еще предостаточно. Порою раз­ даются прямые требования о прекращении исследования фактов сталинского произво­ ла. Вот лишь несколько примеров такого рода. Так, Н. Зайцев в статье «Ответственность перед правдой. Принцип историзма и «ис­ тория современности» («Молодая гвардия», 1988, № 8) пишет: «В последнее время не­ которые деятели культуры вновь подни­ мают проблему культа личности, делая вид, будто не существовало XX съезда партии и постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий» (от 30 июня 1956 г.). Д алее критик обрушивается на тех авто­ ров, которые, по его мнению, только и за­ няты тем, что обязательно хотят «убавить» в оценках деятельности Сталина, причем не только в его организаторской и полити­ ческой работе, но и в теоретических трудах, далеко не безошибочных, и в обрисовке че­ ловеческого характера, особенно интересно­ го для художников слова». Тут ж е острый упрек В. Кондратьеву, который выразил со­ чувствие писателям старшего поколения, их судьбе, которая не позволила им «ска­ зать о своем времени всего, что они могли и должны были сказать». Конечно же, обес­ покоен Н. Зайцев и тем, что советскую классику вытесняют Ахматова, Булгаков, Пастернак, Платонов. Критик как будто бы и не знает, что эпо­ ха оттепели середины пятидесятых годов сменилась потом застойными годами, что командно-бюрократический стиль в идео­ логической работе привел к запрету мно­ жества произведений. Больше того, сами материалы XX съезда КПСС оказались в библиотечных спецхранах. Позиция Н. Зайцева предельно откро­ венна: все произведения художественной лн- тературы, которые «убавляют» в оценках Сталина ' и его деятельности,— антиисто­ ричны. Зато он, несомненно, признал бы исторически точными утверждения А. Лан- щикова в статье «Мы все глядим в Напо­ леоны...»: «Конечно, Сталин был великим государственным деятелем, и лично я стою на той точке зрения, что именно благодаря Сталину наша страна в очень короткий срок превратилась в могучую индустриальную державу и сыграла решающую роль в по­ беде над фашизмом. Хотя я и не рискну связывать величие или, сказать точнее, великость Сталина с идеями гуманизма...» («Наш современник», 1988, № 7). Спасибо и на последнем. Н адо бы еще после многочисленных документальных публикаций последнего времени о Стали­ не как о главном организаторе репрессий, ставившем свои карандашные «добро» на многих списках обреченных, выдать его за великого гуманиста. Но как это сделать, если XIX партконференция одобрила на. родную идею о сооружении памятника ж ерт­ вам сталинских репрессий, когда создан все­ союзный фонд для этих целей? Можно ли при таких теоретических, так сказать, посылках ожидать строго объек. тивного, научно выверенного подхода к анализу произведений, исследующих суть и причины культа личности Сталина, ста­ линизма? Такой подход действительно часто отсутствует в иных современных кри­ тических выступлениях. Пожалуй, наиболее резкие суждения вызвал со стороны та­ кой критики роман А. Рыбакова «Дети Арбата». Так, Н. Федь в произведении А. Рыба­ кова увидел лишь то, что «ресторанная столица изображена в романе на славу» («Наш современник», 1988, № 7). Не щадит критик и многие книги последнего време­ ни, зачисляя их в ряд «обличительных» со­ чинений. Это не только «Дети Арбата», но и «Зубр» Д . Гранина, «Исчезновение» Ю. Три­ фонова, «Пашков дом» Н. Шмелева. Вы­ деляется в этом ряду «Новое назначение» А. Бека, где, по убеждению Н. Федя, «па­ фос отрицания исторической реальности пре­ обладает над исторической правдой». Традиционными стали упреки в адрес А. Рыбакова, создавшего несостоятельный в художественном отношении роман: де­ шевая беллетристика. Стоит спокойно ра­ зобраться в этих упреках, насколько они состоятельны в плане литературно-крити­ ческих законов. Д а, в романе на первом плане молодежь Арбата тех лет, именно ее высвечивает ав­ тор, исследует характеры этого слоя моло­ дежи, не касаясь (или почти не касаясь) других социальных групп. Имел ли право автор на такой аспект своего ро­ мана? Безусловно, в такой ж е мере, как А. Толстой в своей трилогии или М. Горь­ кий в «Жизни Клима Самгина» имели пол­ ное право поставить в центр своих про­ изведений интеллигенцию, а, скажем, М. Шолохов в «Тихом Доне» — казачество. Речь идет не о сравнении книги А. Рыбако­ ва с этими вершинами советской литера­ туры, речь идет лишь о праве каждого пи­ сателя избрать свои, наиболее понятные, знакомые и дорогие ему аспекты действи­ тельности.