Сибирские огни, 1989, № 8

лях гноем дышал, и — не выносил, сдавал­ ся. Молох войны уничтожил многих, немно­ гие вернулись. Погибшие остались в памяти односельчан и все еще задают разные воп­ росы оттуда, из небытия. Вот и меня тревожит один вопрос: что же это за удивительный народ — русские? В погибель гнула их судьбина в тридцатом году и все годы рокового десятилетия, но стоило грому грянуть, мужик наш перекре­ стил ребятишек, жене велел «живи пока живется», ушел и ожил, задвигался у про­ пасти на краю; и мы увидели вдруг лица, утратившие покорность, а исполненные силы и величия. Нет ли в самом деле здесь загадки? Дивизии генерала Власова состояли боль­ шей частью из добровольцев — факт безот­ радный: русская армия воевала против сво. их. И от наших деревень два делегата за ­ тесались в РОА... Честолюбцев, неудачни­ ков, наконец, просто враждебных новому строю людей, да еще и невинно пострадав­ ших, если не простить, то понять можно — они искали прибежище для реализации не- сбывшихся надежд. Но почему многократно обиженные и по­ ставленные в унизительное положение полу- крепостных тулунские мужики не бросили оружие или — как власовцы — не поверну­ ли его против командиров? — тяжеленный вопрос. Ссылаться мы не смеем; фашист страшнее, мол, отечественных опричников. Не следует и лгать: наш мужик, Никита Моргунок и Вася Теркин, был-де уж е со­ циалистом до мозга костей. Действитель­ ность каждодневно отучала, а не обучала, крестьян от истинно социалистических ве­ рований. Они и православную веру успели частью растерять... Так что ж е случилось вдруг в 1941-м? Может быть, мощным толчком пробудился инстинкт национального самосознания... Или мужик, идя на войну, предвосхищал после­ военные перемены, послевоенное потепле­ ние... Все эти соображения и доводы хоро­ ши для братьев-интеллигентов, которых хлебом не корми, а дай подискутировать об особой избранности русского народа, о дальновидном терпеливом характере рус­ ского... Тут есть, конечно, и верные зерна — терпеть мы обучены. Женщины, например, в тулунских деревнях — они ведь не толь­ ко мужиков дожидались, беду перемогая. Силы теряя, они воистину терпели лихо­ летье. Но мужики... Скажу, что думаю о моих героях: война — не вообще война, а война на передовой — раскрепостила мужика. Под пулями врага мужики вдруг вспомнили, что тут-то как раз и не надо бояться — здесь пуля оборвет жизнь, но надсмотрщика тебе здесь не положено. Рядового и командира уравняла в окопе близкая гибель, и сразу сложилось и окрепло предсмертное это братство... И никакие особисты не властны были уничтожить на фронте мужицкую спайку. В 1956 году прочитал я в «Литературной Москве» стихи, чьи — не помню: «В год за ­ темнения и светомаскировки мы увидали ближних без личин...» — так и на войне сердца освободились от подозрений. На войне мужик в гибельных обстоятель­ ствах обрел себя, вспомнил себя. У него и времени оказалось тут больше — в дож дь он подчас сидел в блиндаже, а не на гумне хлеб молотил, в снегопад грелся у буржуй­ ки или у плеча товарища. Михаил Петрович Непомнящих сказал: — Кабы знал, что после фронта в тюрьлЬу угожу, я б, Иваныч, дальше воевал, и бил бы танки энти... — Д а с кем бы ты воевал дальше, Миха­ ил Петрович? — подивился я, не сразу по­ няв подспудную горечь его слов. — С кем? С мировой буржуазией! Тама меня человеком считали, командир за ручку здоровкался. Ты, говорит, освободитель Расеи, Михаил, держи голову прямо... Сибиряку еще один невиданный прибыток Явился на войне. Европейские тихие моро­ зы, да ежели еще с солнцестоянием, оказа­ лись милы ему,— не то, что немцу иль из­ балованному теплом славянину-южанину. Д а, работать на войне было рискованно, но ему, крестьянину, привыкшему к обмо­ рочным заботам с малых лет, ратная служ ­ ба пришлась по плечу. Потому, чем дольше длилась война, тем увереннее втягивался в нее и осваивался с ней и в ней мужик, по точному слову живого классика — утверж­ дался; немец же, напротив, не добившись скорой победы, дальше хотел воевать с комфортом и с выходными днями, немец мечтал о белых простынях, о которых наши мужики и не слыхивали. Немец, не только мещанин, но и рабочий, видел сны в окопе: как он ест с фарфоровой тарелки пышную котлету; а тулунский мужик, привыкший из горячего котла хлебать в поле и из обшей семейной чашки, а в семье народу было не меньше, чем солдат в отделении, — он и тут хлебал из медного котелка с аппетитом, да еще и надбавки просил, лишь бы балан­ да была погорячей да погуще- И спал он привычно на жестком, без пуховой подуш­ ки... Что и говорить — в разных условиях оказались на войне мы и иноплеменные вра­ ги. Но их никто и не звал, сами, не посту­ чавши для приличия, вошли в наш дом. И еще я думаю — скосило свинцовой метелью много наших, ой, как много, но живые вер­ нулись отдохнувшие и жадные до хлебороб­ ской круговерти. Издалека-то посторонние заботы в колхозе стали казаться родными, и взлет после войны оказался в первые годы высокий. Вот ведь как неожиданно повер­ нулось... НОВЫЕ ВРЕМЕНА Глава одиннадцатая Прошло много лет с той поры, когда вер­ нулись уцелевшие бойцы по домам, выросли и стареют их сыновья, а уж и внуки рабо­ тают — одни в колхозе, другие на стороне. Внук Иллариона Белова, например, в Афанасьеве стал бригадиром тракторной бригады, сменив Василия Казакевича, вну­ ка Пахома Казакевича. В мае 1977 года Василий, как и прабабка его Мария, ушел навсегда в тулунские леса... Выросли дети у Фроси Шолоховой, внуки Михаила Жоголева. Я застал младшего, В а. силия, еще в родительском гнезде, он был женат, работал самостоятельно на отцов­ ском комбайне. Д а, а с отцом его, Алек