Сибирские огни, 1989, № 8

Далее рассказывает Клавдия Никифоров­ на Белова; — Солнце пекло стоймя, но мы правили литовки, собираясь косить. Не давали покоя пауты, мошка попряталась, а от паутов от­ боя не было. И тут Анастасия Травникова кричит: «Бабы, кто-то едет». Мы думали — Шахматов, поскакали пехом на луг, боялись Шахматова. А оказалось — Гаврилов. Он молча сошел с коня, попросил воды напить­ ся, подошел к березе, сломил прут да ли­ сточки обдергал, и хвостиком этим стал нам показывать по карте, какая у нас великая страна. Мы слухаем его и понять не можем: зачем он привез в поле карту, не гонит на покос и беседу ведет? А он говорит дале: «На своих двоих Расею обойти невозможно, но немцы на машинах»... Тута мы задохну­ лись, слухаем и молчим. А Гаврилов гово­ рит: «До нас-то он никак не дотянется, но все мы теперь будем тянуться к нему, чтоб стакнуться и прогнать». А Аксинья Марковна Непомнящих боевая была, спрашивает: «А что, Николай Лек- сандрович, сколь месяцев потребуется, чтоб прогнать его?» Гаврилов отвечал: «Неразум­ ный ты человек, Аксинья, штатская женщи­ на. А я отвечу как военный» (и тут все вспомнили, что Гаврилов пришел из воен­ ных, и гимнастерку его вспомнили, которую он отдал переселенцу)... Ну, и ответил... много, говорит, крови прольется, еще неиз­ вестно, выдюжим ли, боюсь сознаться. И мы, мужики, уйдем, а вы останетесь, жал­ ко мне вас, но вы раньше времени не плачьте... Гаврилов сел на коня и с коня, молча, не двигаясь, смотрел на нас и поехал, но скоро оглянулся — а мы стояли, оглушенные, и враз заплакали... Никто — ни один! — из знакомых нам мужиков не дрогнул в невиданном этом ис­ пытании, не спрятался по справке в тылу. Заусаезский Федор Ковалев поднимал ро­ ту в атаку и был убит в первые месяцы войны. Сразу после гибели припомнили за- усаевцы его — справедливый был председа­ тель: сам зарод наметает, а отматюгает кого, и вечерок у костра выпьет, и песню споет... Медведев с сыновьями пошел на войну. Одного сына убило под Кенигсбергом, а вто­ рой горел дважды в танке, но остался жив, до Берлина дошел. Горюнов Тимофей... У того нога неисправ­ ная была, служил на железной дороге, то­ ж е не без пользы войну прожил. Зато род­ ные братья его добровольцами ушли и не вернулись. Евгеньевские Роман Сидорович Гнеденко и Филипп Андреевич Жигачев оттрубили от звонка до звонка, и повезло — уцелели. Гнеденко прихватил и восточный фронт. А Филипп Андреевич шастал по Румьгниям я Польшам, Венгриям, смотрел взахлеб крестьянскую жизнь за границей, завидовал: без всяких тебе колхозов справно живут мужики. Про Венгрию Жигачев рассказал мне целую повесть, но времени сейчас пере­ дать ее нет. Когда же вернулся Жигач д о­ мой, ждала его на последнем уже пределе разбитая усталостью жена. Дети не узнали его, старшая Надя только разглядела в во­ енном — родное. Жена вскоре скончалась (расска.зывая о ней, сильно заплакал ста­ рый солдат).™ Ушли сыновья раскулаченного Красноще- кова и геройски погибли. В общем, Евгень­ евна не ударила в грязь лицом. А среди афанасьевцев объявились дезер­ тиры — имен их называть не могу, родне горе лишнее. Дезертиры отсиживались на заимках, в зимовьях. Но, к чести десятков фамилий, которые прописались ранее в мо­ ей книге,— среди них не оказалось ни одно­ го труса. Храбро сражался на войне жесто­ кий Шахматов Василий Федорович; вместо того, чтобы в тюрьму садить фронтовика Михаила Непомнящих, лучше бы он за стопкой померялся с ним наградами: у того и другого по два ордена и медали всякие. Шахматов ходил и в Китай, общался с японцами, с американцами (кто больше выпьет рисовой водки — соревновались, по­ беду, разумеется, одержал сержант Шахма­ тов с друзьями). Сбегал раз даж е из любо­ пытства — в одно заведение... Иван Петрович Князькин был в плену, ра­ ботал на каменоломне, бежал из плена, прошел допросы у особистов — остался на свободе. Николай Илларионович Белов, сын того Белова, приятеля Семена Зарубина, всю войну оберегал восточные берега и через семь лет вернулся домой, чтоб после Шах­ матова возглавить колхоз. Гордость колхоза краснодубравский Петр Николаевич Болохин, воюя с японцем, д о­ шел до Цицикара, разминировал поля. Тог­ да он не догадывался, что придет день, и объявят его победителем шерагульского хле­ бороба Лыткина, ибо краснодубравцы возь­ мут урожай в 36 центнеров с гектара и пе­ рекроют все тулунские рекорды. Будет это — о-ей — не скоро! Но в семье Болохиных трое ушло на войну — отец его Иван Дмит­ риевич, младший брат Серега и сам Петр. От отца пришло только три письма — и сгинул старый солдат. А Сергей раненый приходил домой, отлеживался, ушел снова и упал в бою в сорок четвертом. Не забудем впопыхах и Андрея Борисови­ ча Сопруненко. Он, в лагере-то магадан­ ском, ни разу к врачу не сбегал за всю вой­ ну — выходит, и он воевал. И семь никита- евцев, что сложили невинные головы за ко­ лючей проволокой, должны быть благодар­ но помянуты... Чуть не забыл я Костю Травникова, из Афанасьева. Это у него кулачили деда, а отца не взяли в ряды Красной Армии. Костя отбухал пешком от Смоленска до Берлина и вернулся домой с трофейной гармонью... Помянем и ратный подвиг Алексея Татар- никова, чей отец был разорен, а он, Алеш­ ка, мальчиком выпрашивал на коленях раз­ решения стать колхозником. Бпрочем, я уж е говорил про Татарникова. Геройски погиб единственный сын Евдо­ кии Перелыгиной. Теперь выбиты имена павших на скром­ ных памятниках в Никитаеве, Заусаеве, Афанасьеве — долог горестный список. Женщины в наших деревнях достойны прижизненной славы, трепетной темы не коснусь походя. Скажу лишь — все, кто на­ зван в этой книге, все женщины до смер­ тельной устали трудились на фермах и в поле, но мужьям на фронт правды никогда не писали: что в голоде живут сами и ребя­ тишки босиком очередную зиму встречают... Нет, помяну, как и в годы войны, когда ни