Сибирские огни, 1989, № 8

на. Ан нет, Андрей, работая добросовестно на колхозной ниве, стал пылко требовать, чтоб и другие так же работали. На собра­ ниях вставал, в пух критиковал правленцев и уполномоченных за очевидные промахи. И от него решили избавиться. И избави­ лись... Ушел на Колыму об руку с Андреем Филат Пушмин и Костя Назаров ушел, и Николай Татарников, и Гриша Назаров,— все работящие мужики. Ушло восемь, вернулся — через восемнад­ цать лет — один Андрей Борисович, измож­ денный, разбитый. Уходил — не знал и вер­ нулся — тоже не знал, почему и зачем его взяли, зачем везли в пароходном трюме к бухте Нагаево, там гнали по тундре и, при­ гнав, велели самому строить колючий зап­ лот и потом сидеть за проволокой. А брали его мартовским вечером — посту­ чался в окно посланец сельсоветский: «Дой­ ди до конторы, срочное дело». Андрей Бори­ сович телогрейку накинул — снег еще ле­ жал, холодно было, в сельсовете сняли с не­ го кожаный ремешок: «Арестован, допры­ гался»,— сказал милиционер. Час минул, второй, Александра Иванов­ на, уложив детей спать, побежала к сельсо­ вету, но дорогу ей преградил вооруженный человек: «Гуляй домой, тетка»,— она пошла, спотыкаясь, домой, до утра глаз не сомкну­ ла. Утром, в сумерках, собрала узелок, от­ резала кусочек от печатки хозяйственного мыла, положила полотенце, в полотенце спрятала фотокарточку, на фотокарточке они всей семьей сидели рядышком, сама она и Андрей; дети — Балерка, старшень­ кий, двадцать пятого года рождения, Баль- ка, любимая отцова дочь, двадцать шестого года, девятилетняя Бера и семилетний Ке­ ша. Незадолго снялись в Тулуне — ездили на рынок, и шальная воля привела их к за­ сыпной будке фотографа. Александру Ивановну снова не пустили к мужу, и она, передав узелок, ждала на улице — что же будет? Бскоре заскрипели розвальни, из сельсоветской двери выгнали на^мороз восьмерых мужиков, усадили спи­ ной друг к другу. Бозница свистнул, и след кареты простыл. Босемь вдов стояли у прясла и крестили дорогу. Следствие шло коротко. Вопросы следова­ тели задавали дикие — это уж потом, вер­ нувшись, по памяти рассказал Андрей Бо­ рисович. Были, например, такие вопросы: «Выезжая в Тулун, встречался ли с людьми китайской национальности?» и «Зачем дер­ жал дома три отточенных топора?» Вопросы повергли Андрея Сопруненко в полное недоумение. Про топоры он ответить мог: у каждого уважающего себя хозяина всегда к зиме — для работы в лесу — заго­ товлены отточенные топоры. А китайцы — китайцы торговали невозбранно и в Иркут­ ске, и в Тулуне. Случалось, покупал у них земляные орехи и Андрей Борисович, раз случилось, выпил ханшину (больно хотелось чужой водки попробовать). Все, что гово­ рил на следствии Андрей, жадно записыва­ лось писарем,— и Сопруненко подивился всеядности опричников: «Ну, чё тут писать, про топоры-то, иль про ханшин?..» И ошиб­ ся — клеили ему связь с империалистами Востока, и приклеили. А что приклеили — ни самому, ни жене его не выдали. Через год пришла на Никитаевскую почту странная телеграмма, будто из Хабаровска, в телеграмме два слова — «жив, здоров»,— но и тех слов Александра Ивановна не уме­ ла прочесть по безграмотности. Девки на почте прочитали ей, и она пошла домой, задавливая ком в горле. — Радуйтесь, дети,— крикнула пресек­ шимся голосом, войдя в избу,— жив наш тятя... Дальше молчание — до войны, и через войну, и после войны. Ушел на фронт и не вернулся старший сын Валерий, выросли младшие дети. Но ни они, ни дети Пушмина иль Назаровых,— никто не знал, где сгинули отцы. Девятнадцать лет спустя Андрей Сопру­ ненко, прижавшись спиной к печи (он после все время мерз), рассказал семье, как в Ванинскому порту опустили в корабельные трюмы несколько тысяч человек... Он и пес­ ню там, на Колыме, раздобыл: «Я помню тот Ванинский порт и вид пароходов угрю­ мый, как шли мы по трапу на борт в холод­ ные мрачные трюмы». Пригнали в Магадан, серый поселок на берегу Охотского моря. По хилому лесу колонной долго шли; там на­ веки простился Андрей Борисович с Фила- том Пушминым. Филат выбился из сил, его, обескровленного, бросили на лесной тропе, Сопруненко повезло— он выдержал д о ­ рогу, не замерз на привалах, когда из па­ латок выносили оледеневшие за ночь тела товарищей; работал на шахте, мыл золото, видел вице-президента Соединенных Шта­ тов Америки — тот, говорят, прилетал про­ верить, могут ли русские золотом оплатить самолеты, поставляемые для единоборства с вторгшимися немецкими ордами. Вице-пре­ зидент был розовощек и приветлив, загова­ ривал с рабочими, полагая, очевидно, что это уголовники, подвергшиеся трудовому пере­ воспитанию. Потом начальник шахты, горный инженер, взял Андрея Борисовича плотником в ма­ стерскую при шахте, в тепло. Плотничать Андрей Борисович умел и любил. Погодя, присмотревшись к крестьянской основа­ тельности мужика, начальник шахты сумел устроить его домработником. Так выжил на севере дальнем Андрей Сопруненко'... Иван Александрович Судариков, много позже (как раз Сопруненко вернулся из ко­ лымского плена домой), назначенный предсе­ дателем колхоза «Обновленный путь», в 30-х годах жительствовал безвыездно в Куйтун- ском районе. Кой-какие организаторские способности и грамотешка сделали его акти- висто.м, был он на виду. Однажды тесть его, тоже белорус — вместе ехали в Сибирь, пос­ сорился на гумне с соседом. И черт-те что, откуда беды ждать?! Мало ли ссорятся со­ седи, а потом мирятся и живут лучше, д р уж ­ нее прежнего... Тут же закрутилась страш­ ная карусель — сосед п о к а з а л на тестя, прибыли из Куйтуна вооруженные люди, и тесть бесследно исчез. Судариков, наслышав­ шийся в округе о таких историях, молчал- Бскоре призвали Сударикова в райком: «Коммунист?» — «Ясное дело, коммунист». — «Порви связь с врагом народа».— «Чё рвать-то, раз нет тестя на воле?» — «Тестя нет — дочь врага есть, твоя жена». ' Виктор Павлович Лебедченко, 1928 года ро'ж- дения, рассказал (вез меня попутно в своем ЗИЛе), как на его глазах взяли мужика за то, что он без спросу колхозным зерном лошадь на­ кормил. Вернулся мужик из лагеря через 5 лет. Жаль, фамилию того мужика шофер Лебедченко не помнит — малый он был тогда.