Сибирские огни, 1989, № 8

не раскроют — уставятся в телевизор на расфуфыренную Зыкину, между д е ­ лом выпьют; и умирают старинные пес­ ни. А тогда, помнят никитаевцы, красивый Ломакин, косоворотку расстегнув, начи­ нает; Тега, тега, гуси серые домой. и сразу встрянет десяток-второй голосов, закроют Ломакина: Ах, зачем ходил я бережком Ко Любови, ко чужой?.. И Ломакин счастлив, лишь глаза зату­ манятся, отца когда припомнит. Поутру, хватив огуречного рассолу, сно­ ва впрягаются и весь сезон без выходных ходят в общей упряжке. Пролетариат по воскресеньям у речки пиво пьет, кино смотрит, о мировой революции спор 1 ит, а крестьяне-колхознички энай работают. Собравшись с духом, хочу здесь расска­ зать о Пелагее Кузьминичне Царевой-Фур- магаовой. Нынче бездумно почали заново слово «династия»... Династия сталеваров, династия учительская; просится в мир и царевская династия хлеборобов. Скажу скромнее — фамилия эта, пустившая ко­ рень в Белоруссии (Невельской уезд, Да- лыоская волость) в достопамятные вре­ мена, в начале века, не усидела в родном нищем гнезде и кинулась в Сибирь. Пелагея была девочкой, когда Кузьма Фурманов, отец, подсек первое дерево на Утае. Николай Царев был подр'ОСтком, когда и его отец выгрузился вместе с Фур- ма.новыми из теплушки на неведомом полустанке с бурятским названием Тулун, и тоже помогал мужикам корчевать лес. Так оказалось, что с сановитого этого имени Царев я начал повесть свою, и вот мы вернулись .к Царевым. Представьте себе крепкую дородную женщину лет сорока с небольшим, она си. дит на скамейке, вольно поставив в теп­ лых чунях ноги, и зо'рко смотрит, чтоб чужие гуси не обижали ее утят, только что она накрошила им травы. Увлек­ шись беседой, женщина вдруг обнаружила, что чужаки согнали-таки с места утят. Схватив хворостину, Пелагея кинулась бегом и метров десять под горку пром­ чалась, достала хворостиной вожака гусино­ го, рассмеялась, но вдруг, обнявши пояс­ ницу, сказала; —. Опеть не то сделала,— значит, по­ бежала зря, забылась. Такой я узнал Пелагею Цареву в воз­ расте восьмидесяти трех лет. Мы провели с ней немало вечеров, я исписал толстую тетрадь, сейчас воспользуюсь записями. Ехали белорусы сюда в позднюю пору — надвигалась осень. Поезд тащился двадцать один день. Сразу по прибытии поставили шалаши; неделю-две жили как цыгане, у костров, пока не срубили бани. А уж в банях зиму зимовали и рубили избы — в лесу стон стоял от лихой рабо­ ты. Кузьма Мартыныч, отец Пелагеи, был кряжист - - помнит она случай, когда л о. I шадь не могла вывезти лесину из суг­ робов, отец сбросил комель с саней, вывел кобылу с санями на большак, потом вер- . нулся в лесную сутемь, взгромоздил ко­ мель «а спину, выволок лиственницу на бошьшак же, привязал к саням ремнем, по­ садил сверху Пелагею и поехал домой. Непомерной силы был человек. Но ж елез­ ного его здоровья на Сибирь не хватило, он надорвал себя и умер в 1914 году. Не впервой слышу я, как, порвав мышцы и жилы, умирали здоровые мужики, не со­ измерив свои силы с тайгой. Но, и умирая, Кузьма хрипел: «На воле помереть хоро­ шо». Б Белоруссии Фурмановы работали на помещика Трубчинского, хозяина желч­ ного, злопамятного. Б девках Пелагея Кузьминична неустан­ но помогала матери в домашних хлопо­ тах. Кузьма собирался рано выдать дочь за­ муж, а Пелагея все жениха не могла выб­ рать по сердцу, отец так и не дождался свадьбы. Наконец, высмотрела она Нико­ лая Царева, но взяли Николая в армию. Отслужил, тут война с германцем смяла еще на четыре года любовь, угнали ж е­ ниха на войну, а Пелагея ждала его. На гулянки ходила, с парнями перешучива­ лась, само собой, на спор могла без сед­ ла проскакать, а то стоя на Рыжухе, сно­ ровистой кобыле, джигитовала. Но ж д а­ ла жениха. На фронте Николая Царева заверстали в кавалерию, в бою под ним убили ло­ шадь, Царев сломал ногу. Помучился О'Н с ногой, походил по госпиталям. Наконец, в 1918 году вернулся кавалерист в Сибирь, тут они соединились навеки. «Вместе по тайге шастать сподручнее»,— сказал Ни­ колай. В семье Царевых Пелагея оказалась шестнадцатой. — Помню,— говорит,— ведерного чугу­ на не хватало на обед, когда сядут чет­ веро взрослых братьев Николая и сам он пятый и еще одиннадцать человек взрослых и детей за грубо околоченный стол. Посреди стола чаша — в диаметре пол­ метра, у каждого деревянная ложка, толь­ ко успевай таскать картошку или капусту. Девять лет прожила Пелагея в этой уди­ вительно дружной семье. Начались колхо­ зы, Николай Царев вместе с Коноваловы­ ми, Симоновыми, Медведевыми организо­ вал первый в Половине колхоз «Сеятель». Скоро риковский землемер перемерял зем­ лю, отошла Половина совхозу «Сибиряк». Какое-то дальнее чувство подсказало му­ жикам не ходить в совхоз, наивные были — верили; в колхозе — не в этом, так в др угом— должны подарить им волю. Ки­ нулись в деревню Новую, тож е сплошь пе­ реселенческую, а там уж пашут вовсю, и жилья нет. Тут часть подалась в совхоз, а наши белорусы снялись в Бодар, а вовсе ни в какой не Шерагул. Б Шерагуле другие Царевы жили, тож е забредшие издалека в эти места. Б Бодаре Николаю Цареву достался су­ хой и крепкий дом сосланного мужика- твердопланшика. И колхоз в Бодаре имел­ ся, именем вождя назывался. Бот тут-то они и осели. Здесь у них родилось пятеро ребятишек, здесь Николай и Пелагея хлеб­ нули мурцовки вдоволь. Но здесь они и прославились на весь район своими рекор­ дами. Бо имя тридцатых годов я расска­ зал и предысторию царевской семьи. Нас ведь интересуют тридцатые годы. Пелагее дали участок под огородные культуры. Огурцов пять гектар, помидор два гектара, капусты четыре, пять — кар