Сибирские огни, 1989, № 8

желудке, испытанное народное средство в тулунских местах. Клавдия Никифоровна Белова, одна из рассказчиц, так припоминает колхозную ра­ боту тридцатых годов; — Одне говорят, много умели по своему дому чё делать. Кто бы спорил, а я не бу­ ду. И я умела кой-чего. А в колхозе выучи­ лась еще больше делать. Дома у меня было две коровы, а на ферме стало пятнадцать. Дома у меня такого не случалось, чтобы коровки с голоду мерли, а в колхозе — ко­ жа да кости, в зиму-то где взять еду? Почки березовые сберем, а то на Фадееву иль Заряеву заимку гуртом поедем, с крыш соломы нахватам; она уж черная, солома-то. Коров много на ферме, а надаивали мало... Ой, а за телятами ходишь. Оне, бедные, по­ лягут на болоте, а встать не могут от сла­ бости. Обнимешь, да наплачешься с имя, оне ж е ласковые малые, по-человечески смотрят на тебя. Подниму я одную телочку, бегу к другой. Ноги-то нынче ноют и гудят от бо­ лота того... Одна среди многих своих ровесниц Бело­ ва выучилась писать и считать. Дома у нее и сейчас для памяти висят цифры: 30—40—■ 50—60... чтобы практиковаться, не забывать счет. Болезные и хворые, сохранили эти жен­ щины много тепла в сердце. У Клавдии Ни­ кифоровны речь ровная, уютная, незлая. З е­ леный платок, купленный в Тулуне, она уронила на плечи, похвасталась старинным серебряным колечком, после не удержалась, похвасталась и пенсией; действительно, по сравнению с другими старухами, пенсия у нее большая — так она считает — 33 рубля 56 копеек. Б 60 лет, после 45 годов кресть­ янского беспрерывного труда (никаких те­ бе ни отпусков, ни санаториев в Крыму) на­ числили ей 12 рублей ежемесячно, для д е­ ревни шестидесятых годов событие; после добавили 8 рублей; а сейчас, считает Белова, кабы ноги держали, жить и подавно можно. Бо второй половине 30-х годов в колхозах учились поощрять за образцовую работу. Зусть с опозданием, но вняли: не только окриком и штрафом иль угрозой тюрьмы можно заставить человека прилежно тру­ диться, но, оказывается, и похвалой или ма­ ленькой премировкой. С промтоварами тог­ да стало неблагополучно, воспользовались и этим, стали их распределять: положитель­ ной доярке выпишут чек на резиновые сапо­ ги, свинарке — отрез на юбку простенькой материи, полеводке — шаленка достанется; глядишь, и гордость взыграет, и настроение подымется. Б Заусаеве — надоит доярка в год допол­ нительно 250 литров молока, сдаст госу­ дарству, квитанцию ей на руки, ту квитан­ цию отоваривали: десять метров тюля на окна. Сохранит телятница поголовье те­ лят — получай галоши. Похоже и в других деревнях. Аксинья Марковна Непомнящих четыре года подряд брала премировки в Афанасьеве: сначала получила бязь, потом по талону выдали ей мелкий товар в пустом магазине, катанки достались раз; а позже выдали койку с пру­ жинной сеткой (впрочем, койку-то дали уж е в 50-х годах, до того спали на полатях и на деревянной кровати). Рассказывая сейчас о премировках, Аксинья Марковна сидит, по­ качиваясь от нутреных болей, на пружин­ кой этой койке, с выметанным лицом, сов­ сем уж дряхленькая. А в 30-х и в 40-х го­ дах она была женщиной, на которую за­ сматривались и парни, и мужики. Басилий Мартемьянович Татарников по­ моложе наших мужиков и старух, 1914 года рождения,— он ясно припомнил, какая мощь (громко сказано!) была в колхозе Ни- китаевском «Обновленный путь» в середине тридцатых годов. Однолемешных плугов «Антроп» — 30 шт. Жаток — 3 шт. Конных сеялок — 4 шт. Сенокосилок — 2 шт. По молодости лет Басилию понрави­ лось сообща работать, но скоро он понял, что в одиночку, дома, дела шли намного ин­ тереснее и спорее, он стал ссориться с колхозным начальством всякий раз, как видел непутевость, а в 1939 году рискнул подать заявление на выезд, но «пашпорта не дали и даж е говорить со мною не схо- тели, так остался я колхозником на всю жизнь и на пенсию ушел — тут только понял; сам себе хозяин». Перо мое притомилось и скачет, мо­ ж ет быть — невпопад говорю, а догово­ рить надо. Помянул я ранее Антона Лю­ бочку насмешливо, и спешу исправиться: попраздновали при нем евгеньевцы вво­ лю, короток праздник только был. А зау- саевцы при Федоре Филатовиче Ковалеве не только бегом работали, но и отдыхали — тоже, правда, бегом. Ковалев придет в дальние поля. « А ‘что мы, не посидим ве­ черком? За чаркой-то, а?» — браво так спросит, да ходок свой отдаст, а сам в ру­ ки вилы возьмет, д о самого поздна, не остывая, работает с народом, к вечеру посланцы на ходне приедут из села — бу­ тыль самогону, закуску привезут, пируш­ ку у костра устроят. Ковалев выпьет стоп­ ку, еще одну и спросит: «Не подведете ме­ ня, если чужой нагрянет?» (Чужой — значит уполномоченный). Бее дружно за­ верят его, что утром встанут пораньше. — Ну, тогда и песню не грех спеть,— говорит Ковалев и начинает натужным го­ лосом «По диким степям Забайкалья»... Отзывчивость жила в первых председа­ телях, в народе тем более: по всем де­ ревням рассказывали, как, поссорившись на ферме, вечером мирились, а то столы в правления сдвинут, пельменей настряпа­ ют, котлет наготовят и гульнут напропа­ лую, балалайку найдут и вызовут на пляс уполномоченного и перепляшут, конечно. А кто захворает, того подменят без пре­ реканий. Сейчас-то, если простуда хвата­ нет, не допросишься подменить себя, а тог­ да-то — тогда кое-чего помнили. Нравился никитаевским женщинам во­ ронежский Игнатенко. Он приезжал в поле и всегда говорил: «Косовицы, отдох­ ните. У нас в России женщины не косят, а вы у меня молодцы»,— вот и вся хит­ рость, ласково поговорил, покурил, поба­ лакал и уехал. Работалось после него — шибко! Б Никитаеве всерьез справляли кол­ лективные праздники — планировали, ка­ кую закуску готовить, и брагу ставили загодя. Б бочке от Порога привезут тай­ меней живых, бабы тесто заквасят, пи­ роги рыбные испекут. Гармониста упро­ сят меньше пить на гулянке, чтобы пес­ ням подыгрывал. Сейчас поют в деревнях вое реже и реже, а иногда и совсем рта