Сибирские огни, 1989, № 8

— Дорогая миссис Кейн, я бы ни за что не простила себе, если бы пропустила возможность познакомиться с Амосом Кот­ тлом! — заявила та громким, отдававшим металлом голосом.— Мой сын Сидни и... Дорогая миссис Кейн, надеюсь, вы не бу­ дете возражать. Я позволила себе привезти к вам соседа. Мистер Эйвери. Эмметт Эй­ вери. Он тоже пишет. Ее слова были как гром среди ясного неба. Бэзил и Гизела обменялись удивлен­ ными взглядами. Что могло вызвать вне­ запно наступившую тишину? Но они по­ няли, что произошла катастрофа. Филиппа Кейн еще больше выпрямилась и глубоко вздохнула. — Конечно, миссис Пуси,— проговорила она бесцветным голосом, и каждое ее сло­ во, как камень, тяжело падало в тишине. — Он тоже пишет,— повторила миссис Пуси, слегка запинаясь.— Я думала, если сегодня у вас запросто, то...— говорила она, лишь бы что-то сказать. Морис Лептон поспешно заполнил пау­ зу: — Вы прекрасно сделали, миссис Пуси. Уверен, что многие здесь уЖе знакомы с Эмметтом Эйвери. Здравствуйте, Эмметт. Как поживаете? — Спасибо, Леппи, хорошо. Двое мужчин, не протягивая рук, прис­ тально смотрели друг на друга. Казалось, между ними существовало странное, враж­ дебное взаимопонимание, как будто оба владели одной тайной и эта тайна позво­ лила им хорошо узнать о противннике все. Бэзилу вспомнилось, как один римский пи­ сатель утверждал, что когда на улице Ри­ ма встречаются два прорицателя, они под­ мигивают друг другу. Миссис Пуси вновь обрела дар речи. — Где же мистер Коттл? Я жажду с ним познакомиться,— объявила она тоном ре­ бенка, требующего обещанную конфету. Морис Лептон втянул Эйвери в беседу, и Филиппа, как лунатик, повела миссис Пуси к группе мужчин, стоявших возле бассейна. Миссис Пуси сияла. — Мистер Коттл, вы не представляете се­ бе, какое я испытала наслаждение, когда читала «Никогда не зови к отступлению». Моя племянница в 1941 году служила в Женском вспомогательном корпусе, и я все знаю о войне. Вы так прекрасно о ней написали. Прямо как «Война и мир», только еще лучше. Я совершенно уверена, что о любви лучше вас никто не напишет. Да, да. Вы так трогательно ее описали. Мне очень понравилась Санд­ ра, а Ида мне не нравится. Я была очень рада, что Сандра его в конце концов заполучила, пусть они даже не могли по­ жениться. Это и называется реализмом. Знаете, мистер Коттл, мне кажется, что Сандра немного похожа на меня, ну, ко­ нечно же, в молодости. Я хочу вас спро­ сить, дорогой мистер Коттл. Откуда вы берете ваши идеи? Я хотела сказать, как вы начинаете писать? Для меня самое трудное — это начало. Все мои друзья считают, что я пишу замечательные пись­ ма, и они советуют мне попробовать на­ писать что-нибудь для печати. Но я все никак не могу найти время, и потом, я не знаю, с чего начать. А мне есть что вспомнить. В моей жизни происходили самые невероятные события. Знали бы вы только, как моя мачеха пыталась лишить меня наследства! Пруст и Фолкнер отдали бы все на свете, чтобы такое описать! Пока миссис Пуси превозносила Амоса, тот тихо мурлыкал себе под нос, но ког­ да она заговорила о себе, его глаза ста­ ли стеклянными. — Откуда я беру мои идеи? — пе­ респросил он, и в его голосе послышались грубые ноты.— Я вам скажу, мадам. Я ... Но тут вмешался Гас. — Амос, мне кажется, у Тони есть эк­ земпляр «Никогда не зови к отступлению». Было бы замечательно, если бы вы надпи­ сали его и подарили миссис Пуси. — О, мистер Коттл, неужели это воз­ можно? Вы не представляете... Бедная про­ винциалка... Если бы вы действительно по­ дарили мне книгу с вашей надписью, я... я, правда... Амос ответил ей витиеватым ругатель­ ством. Все попытались было сделать вид, что ничего не заметили, и только Сидни решился вмешаться и спасти положение. — Мама, как тебе не стыдно беспокоить своими глупостями великого художника. — Сидни, дорогой, не груби мне,— ска­ зала миссис Пуси, при этом беспомощно глядя на Бэзила.— Иногда мне кажется, что не нужно было посылать его в ново­ модную школу. — Я должен принести извинения, мис­ тер Коттл,— несколько напыщенно произ­ нес Сидни.— Вряд ли ее можно назвать бедной да еще провинциалкой. Моя мама родилась в Нэшвиле. Мой дед был бирже­ вым маклером, и всю жизнь провел на Уолл-стрит. — Но Сидни, дорогой, я только... — Мистер Коттл,— все так же торжест­ венно продолжал Сидни,— я хочу сказать, что вы самый смелый и самый оригиналь­ ный писатель нашего поколения. Вы оста­ вили далеко позади самого Фолкнера. Он писал беспорядочно, а вы поразительно лапидарны. Больше всего меня привлека­ ет в вашем творчестве чувство формы. Все знают, что Голсуорси — не писатель, а фикция. Он то же самое в литературе, что Сарджент в живописи. Но Голсуорси-критик однажды сказал: «Форма — это жизнь». Я же думаю, что форма — это литература. Ваше органическое чувство контура напо­ минает мне биологический принцип... Амос невидящим, совиным взглядом ус­ тавился на Тони. — Что бы мне выпить? — неестественно разделяя слова, сказал он. Сидни замер с открытым ртом. Он был похож на человека, которого неожиданно ударили по голове. — Сейчас, старик, сейчас,— поспешно проговорил Тони. Он взял Бэзила под руку и увлек за со­ бой. — Я бы тоже выпил. А вы? — После такого ужасного зрелища... Тони тяжело вздохнул. — Жуть. Его много лет считали выле­ ченным. С тех самых пор, как он начал писать. А сегодня опять. Бог знает, что теперь будет. Да! Вы же психиатр. Может быть, можно что-нибудь сделать? — Нет, он должен сначала проспаться. Почему он запил?