Сибирские огни, 1989, № 8

кризиса 1929 года Филиппа потеряла все свое состояние и с тех пор полностью за­ висела от Тони, Очень скоро Филиппа поняла, что про­ фессиональные писатели гораздо менее интересны в жизни, чем в своих книгах. Самые талантливые и, следовательно, са­ мые выгодные для Тони, были, как прави­ ло, плохо воспитаны и весьма неприят­ ны в общении. Казалось даже, что успех писателей— в прямой зависимости от экс­ центричности их поведения. В мире ее от­ ца все было наоборот: финансовые во­ ротилы не любили привлекать на себя вни­ мание. В конце концов Филиппа пришла к тому, что, говоря о любом писателе, добавляла слово «несносный». Откуда они приехали, кто их родители? Этого не знал никто. Они напивались на приемах, без конца одалжи­ вали деньги, запутывались в сложных лю­ бовных интригах и публично высказывались о вещах, о которых не принято упоминать в приличном обществе. И даже редкий блеск гениальности не оправдывал их в глазах Филиппы. С точки зрения финан­ совой — эти люди тоже не вызывали до­ верия: сегодня банкроты, завтра принцы, а послезавтра?.. Даже такой процветающий издатель, как Тони, казался Филиппе аван­ тюристом. Во-первых, не было ни гроша про запас, он тратил все, что зарабатывал. Во-вторых, постоянное общение с «нес­ носными» писателями. Из идеалов своей юности Филиппа сох­ ранила только преклонение перед талан­ том. Человеку, которого все считали та- лантливььм, она могла простить и эксцен­ тричность, и даже вульгарность. Но обыч­ ная в кругу Тони эксцентричность без таланта была ей невыносима. — Привет, Ф и л !— сказал Тони и, бросив папки с бумагами, пальто и шляпу в сво­ бодное кресло, уселся напротив.— Ну и денек! Мне двойной Гибсон,— бросил он официанту. Закурив сигарету. Тони принялся осто­ рожно, сквозь дым разглядывать жену. Глаза его были такими Же ярко-голубыми, как в юности, и на пухлом, круглом лице еще не появилось ни одной морщинки, хотя за последнее время Тони сильно об­ рюзг и в его светлых волосах заблестела седина. — Ну, Тони, что случилось? — Ничего. Просто у меня был тяжелый день и... — Дорогой мой, я, кажется, не первый год твоя жена, и ты меня не проведешь. Ну же? Кто он? Очередное пугало за же­ лезным занавесом? Опять что-нибудь вроде «Двадцати лет в стране рабов»?.. В последний раз, помню, у нас пропали ложечки для соли, И не тогда ли был раз­ бит бабушкин фарфоровый чайник? — Да нет, совсем не то,— нетерпеливо ответил Тони, принимаясь за коктейль. — У Амоса неприятности. — У Амоса? Ну, что у него еще?— раз­ драженно переспросила Филиппа.— И так возишься с ним, как нянька. Даже дом ку­ пил поближе к нам. А он в общем-то скучный человек. — Но тебе ведь нравятся его книги,— возразил Тони. — Только не последняя. Мне кажется, он исписался. — Не надо так говорить,— хмурясь, ска­ зал Тони и отпил из бокала,— даже ду­ мать не смей. Амос значит для нас гораз­ до больше, чем ты можешь себе пред­ ставить. За четыре года четыре книги, и каждая — бестселлер. Амос — единствен­ ный в своем роде. Только благодаря ему «Саттон и Кейн» стала тем, что она есть сейчас. — И мы не можем без него обойтись? — Если честно, то нет,— в голосе Тони появилась жесткость.— Да Амос и не уйдет от нас. — А если Даблдей предложит ему больше? — Ерунда. — Но почему? Тони вздохнул. — Я еще раз говорю, что Амос от нас не уйдет. Ему можно доверять. Знает, сколько я для него сделал. Нет, сейчас ме­ ня беспокоит его жена. — Вера? — Филиппа опустила глаза и начала закуривать сигарету.— Я думала, они развелись. — Нет. Вера провалилась в Голливуде и хочет вернуться. Это напечатано в вечер­ них газетах. — Ну, а что я должна сделать? Отгово­ рить ее? — Нет, хуже,— и Тони изобразил на ли­ це самую обаятельную улыбку.— Я позво­ нил в Голливуд и предложил Вере пожить у нас, пока она не устроится в Нью-Йорке. Понимаешь, мне нужно за ней приглядеть. Вера согласилась, и я хочу, чтобы ты была поприветливей. Филлипа резким движением погасила едва закуренную сигарету и сломала ее. — Вот как, Тони! Ну нет, всему есть пре­ дел. Во-первых, приглашает всегда хозяй­ ка. Во-вторых, я и дня не смогу прожить в одном доме с этой елейной авантю- ристочкой. Я сойду с ума... просто сойду с ума. — Вера, конечно, не подарок, но все- таки ее можно вытерпеть. Уж, во всяком случае, не криклива. Вспомни ее мелодич­ ный тихий голос. Тебя ведь всегда раздра­ жали женщины с пронзительными голоса­ ми. Разве не так? — Терпеть не могу ее вкрадчивый голос. Я все в ней ненавижу. — И Амос тоже. Если она остановится у нас, то Амос увидится с ней всего один раз, в воскресенье. Почему-то вбил себе в голову, что обязан ее встретить. Из аэропорта Амос привезет ее к нам, и вместе поужинаем. — Поужинаем? И я должна все устроить за два дня? Тони, ты сошел с ума. А по­ чему бы Вере не пожить у Гаса и Мег в Нью-Йорке? — Нет, Гас — добрый малый, и ему не сладить с такой дикой кошкой. Ее нельзя сейчас подпускать к Амосу, на носу Обед Переплетчиков. — Его пригласили? — Я тебе разве не говорил? Амос по­ лучил премию: Самый Американский Писатель Десятилетия. Десять тысяч дол­ ларов чистыми и на пятьдесят тысяч прес­ тижа и популярности. Программа вручения премии рассчитана на один день. Амос дол